Пегас. А когда он коснулся земли, возник источник. Форк, морской бог, есть дух, господствующий в плоти, которую мы понимаем под морем; он именуется Форком, как бы «образующим понятия вещей»: ведь orche по-гречески — «понятие» по-латински. Он порождает трех дочерей: первую — дурное желание, которое зовется Стеннио, то есть «бессилие», так как начало бессилия — желать дурного. Вторая зовется Эвриала, «сокрытие блага»: это — дурная речь, ведь дурная речь скрывает благо злословием. Третья — делание дурного, которое зовется греческим словом Медуза, то есть «ужас». Ведь ее, как сильнейшую, мы страшимся больше прочих. А общее им название — Горгона, как бы georgon, то есть «возделывающий землю», поскольку они сопровождают плоть. А общий глаз, который передает Стеннио Эвриале, Эвриала — Медузе, есть дурная совесть, которую Стаций называет «свирепым днем души»[693]. Она находится в дурном желании, потом в дурной речи и наконец в преступном действии. Под Персеем же понимается добродетель. С помощью его сестры Паллады и его брата Меркурия, то есть мудрости и красноречия, он убивает третью сестру, то есть преступное действие, совершая это писаным законом, то есть мечом Меркурия. И заметь, что он не убивает двух сестер, но только третью; ведь дурное желание и извращенную речь добродетель не в силах обуздать никаким законом. Капля упала, когда по убиении преступного действия и отучении диких людей от звериной жизни прекратилось пролитие крови. Пегас, крылатый конь, обозначает молву. Поскольку молва есть «зло, которого нет на свете быстрее; крепнет в движенье она»[694], справедливо скорость обозначается животным удвоенной быстроты. Этот Пегас рождается от падения капли, то есть излитая крови, и мчит Персея в разные места, то есть разносит славу добродетели по всем племенам. Пегас касается земли, когда молва возбуждает человеческий ум. Посему возникает источник, когда мудрость под стрекалом славы каплет через научение.

ГАРПИИ — три сестры, покрытые перьями, с острыми когтями и прожорливым чревом; первая — Аэлло, вторая — Окироя, третья — Келено. После того как Финей ослепил своих сыновей и принял от богов ту же кару, они оскверняли его трапезы и пищу похищали. Геркулес же, принятый Финеем, вместе с Зетом и Калаидом, сынами Борея, поразил этих птиц стрелами. Финей обозначает алчного; это имя ему пристало. Он зовется Финеем, как бы epineos, то есть «выше новизны»; ведь epi — «выше», neos — «новизна»[695]. Зовется он так, поскольку прячет только что приобретенное. Он вынимает глаза своим сыновьям, когда своих сотоварищей, порожденных им через научение, оставляет без различения и разумения. Он претерпевает ту же кару, так как и сам при этом грязном образе жизни теряет эти глаза. Посему Овидий говорит:

Что ты глаза, о Финей, пронзаешь детям невинным?

Эта же и на твою казнь обратится главу[696].

Arpia по-гречески — «хищность» по-латински; ведь агро значит «похищаю»[697]. А что их три, так тут уместно и число, и имена. Одна хищность — нападать на чужого, откуда имя Аэлло, как бы allonedon, то есть «чужое нападение». Вторая — быстро похищать, то есть Окироя, «поспешный захват». Третья — прятать похищенное, откуда имя Келено, «черная», то есть сокрытие. Они зовутся девами, потому что бесплодны. Птицы — потому что скоры на похищение чужого. Их когти — ссуда и процент, орудия похищения; перья же — орудия сокрытия, как кошель и ларец; чрево прожорливое — ненасытное поглощение денег. Они оскверняют трапезы Финея, когда марают его образ жизни[698], склоняя к грязи. Посему Ювенал:

И посреди сентября скупец сберегает объедки[699].

Похищают еду, так как понуждают урезать необходимое пропитание. Ведь алчный «ищет — найдя ж, избегает его и потратить страшится»[700]. Геркулес гостит у Финея, когда алчный принимает мудреца. Гарпий убивает стрелами, когда порицает хищность резкими попреками. Зет по-гречески как бы zelus, то есть по-латински «соревнование»; Калаид же — как бы calon, то есть «благо». Под соревнованием здесь понимается поэзия, которая полностью состоит в подражании. Поэтому Платон в «Тимее» говорит[701], что поэты, искусные в подражании, могут воссоздавать лишь то, что им привычно с ранних лет. Посмотри на Горация, Ювенала и Стация, Вергилия: они во всем подражают друг другу. Калаид — это благородное дело. Ветер Борей — слава, поэтому Гораций говорит:

Тот, что на сцену взнесен колесницею ветреной Славы[702].

А так у трагика: «Слава — не что иное, как великий ветер в ушах»[703]. Борей — отец Зета и Калаида, потому что слава есть причина стихотворства и блистательных деяний. Поэты же больше всех ищут славы, что свидетельствуется этим стихом Горация: «Тот, что на сцену взнесен» и т.д. С помощью Зета и Калаида умерщвляются Гарпии, так как поэтическими сатирами и примерами добрых дел отнимаются способности алчности.

ТРЕХТЕЛОЙ: Мы читаем, что Герион был трехтелым чудовищем; историки понимают под ним царя, владевшего тремя царствами[704]. Аллегорически же под ним понимается человек порочный, которого угнетают три рода пороков — скрытые, явные, привычные. Имя ему подобает: ведь он зовется Герион, как бы gerinos, то есть «чело земли». Справедливо зовется челом земли тот, кто движется к столь выдающейся тяжести. Образ тени, то есть вид порока, ТРЕХТЕЛОЙ, то есть разделенного на сокрытие, проявление и обыкновение.

[290-294] ЖЕЛЕЗО[705]: Меч, которым он защищается от врагов, есть рассудок, который противостоит порокам. ХВАТАЕТ: Держит меч в руке, когда упражняет рассудок в действии. Ведь он держал его в ножнах, когда скрывал рассудок в земном уме. ТРЕПЕЩА: Он трепетал, как бы эти тени на него не ринулись, то есть как бы эти пороки не напали на него. ОСТРИЕ: выставлять острие навстречу приближающимся теням значит противопоставлять остроту рассудка набрасывающимся порокам. ЖИЗНИ: удовольствия, которые у эпикурейцев почитаются жизнью. СКУДНЫЕ: без плода. БЕЗ ТЕЛА: без сущности. Ведь пороки не имеют никакой сущности и не являются природными свойствами никакой сущности. Или же БЕЗ ТЕЛА значит без силы. Ведь под плотным телом справедливо понимается сила и здоровье. А порок не имеет силы, так как никому не может повредить, разве что человек сам прежде связывает себя с ним через уступку. Посему он сравним с привязанным псом, поскольку как привязанный пес никому не вредит, разве что приблизиться к нему по доброй воле, так и порок, если не уступить ему добровольно. РЕЮТ,