Чтобы дать логичный ответ на этот вопрос, сказала себе Флора, ей следует дать себе отчет в том, кто такой Грациано и кто такая она.

Трезво.

А Флора сейчас, в три часа ночи, после всего случившегося, чувствовала, что способна мыслить трезво и логично.

Она поглядела на Грациано, спящего, прислонившись головой к окошку, и покачала головой.

«Нет».

Они слишком разные, чтобы иметь общее будущее. Грациано скоро уедет в деревушку Вальтур, а потом еще в какую-нибудь экзотическую страну, и у него будет еще тысяча приключений, и он забудет ее. А она снова будет вести обычную жизнь, ходить в школу, ухаживать за матерью, смотреть телевизор и рано ложиться спать.

Вот так обстоят дела.

«Забудь и думать, что этот мужчина изменится ради тебя…»

В общем, было ясно, что у них не будет никакого романа.

«А это так… Просто ночное приключение. Думай об этом так, так лучше. Просто секс».

Просто секс. И она улыбнулась против собственной воли.

Больно, но это так. Когда она взбиралась по камням, пусть и плохо соображая, пусть и почти ничего не понимая, она говорила себе: «Ты только одна из… и радуйся», а значит, теперь ей нечего предаваться мечтам, словно она неопытная девочка.

«Но я и вправду неопытная девочка».

Предаваться мечтам всегда рискованно. Флора привыкла сопротивляться жизненным ударам, но подозревала, что у нее имеются слабые места.

Грациано нужен был, чтобы сделать ее женщиной.

И все.

«Я должна быть сильной. Как всегда».

«Не надо с ним больше встречаться».

«Я знаю, мне не надо с ним больше встречаться».

«Никогда».

Однако когда они приехали в Искьяно Скало и ночь превратилась в утро, Флора припарковалась перед лавкой и собиралась уже разбудить Грациано и сказать ему, что вернется домой пешком, но не смогла.

Минут пятнадцать она сидела в машине и то протягивала руку к Грациано, то отдергивала ее, а потом завела мотор и отвезла его к себе.

И уложила спать на диван.

Так, если ему станет плохо, она ему поможет.

«Это у меня получается лучше всего».

Нет, не может все так кончиться.

Это было бы прескверно. Ей надо поговорить с ним в последний раз, объяснить ему, как была важна для нее эта ночь, а потом отпустить его навсегда.

Как в кино.

103

Удивительное дело — временное отстранение от занятий.

Вроде самое серьезное наказание, а тебя не держат в школе целыми днями на хлебе и воде, а наоборот — отправляют на неделю на каникулы.

Каникулы, прямо скажем, не лучшие, особенно после того как отец тебе заявляет, что с учителями разговаривать не пойдет.

Пьетро всю ночь мучительно пытался понять, что ему делать. Просить мать бесполезно — от Загора и то больше толку. А что, если в школу вообще никто не пойдет?

Замдиректора позвонит домой, и если к телефону подойдет отец и в тот день у него будут трястись… нет, лучше об этом не думать. А если мама, то она будет бормотать то да, то нет, всеми святыми поклянется, что придет завтра, и не придет никогда.

И те двое приедут опять.

На своем зеленом «Пежо-205» с римскими номерами.

Социальные работники — название-то совсем не страшное, но Пьетро оно пугает сильнее, чем наркодилер или злая колдунья.

Те двое.

Мужчина, худой как жердь, в шерстяном непромокаемом пальто, ботинках «Кларк», с седой бородкой и прядями волос, прилипшими ко лбу, с тонкими блестящими, словно от помады, губами.

Женщина, маленькая, в пестрых колготках и туфлях со шнурками, в очках с толстыми линзами, с волосами тонкими, как паутинки, крашенными в белый цвет и так туго стянутыми, что кажется, будто кожа на лбу и висках вот-вот разойдется, как старые обои.

Те двое, которые появились после истории с катапультой, Поппи, крышей Контарелло и судом.

Те двое, которые все время улыбались и вызвали его в учительскую, пока остальные были на перемене, и давали ему жвачку с лакрицей, а он ее терпеть не может, и тупые комиксы про Мышонка.

Те двое, которые задавали столько вопросов.

Тебе хорошо в классе? Ты любишь учиться? Тебе весело? У тебя есть друзья? Что ты делаешь после школы? Ты играешь с папой? А с мамой? Мама грустная? А какие у тебя отношения с братом? Папа на тебя злится? Ругается с мамой? Он ее любит? Он тебя целует перед сном? Он любит пить вино? Он помогает тебе раздеваться? Он ничего необычного не делает? Брат спит в одной комнате с тобой? Вам хорошо вместе?

Те двое.

Те двое хотели забрать его и увезти. В социальное учреждение.

Пьетро знал. Миммо ему рассказал: «Ты осторожно, а то они тебя заберут и увезут с собой в учреждение, где живут дети наркоманов». И Пьетро сказал, что у него лучшая в мире семья, что вечерами они вместе играют в карты и смотрят телевизор, а в воскресенье ходят гулять в лес, и Загор с ними, и что мама добрая, и папа добрый, и он не пьет, и брат его катает на мотоцикле, и что он уже достаточно взрослый и сам раздевается и моется. Что за вопросы такие?

Отвечать было просто. Рассказывая, он думал про дом на лугу.

Они уехали.

Те двое.

Глория позвонила в восемь утра и сказала, что если он не идет в школу, то она тоже не пойдет. Из солидарности.

Родители Глории уехали. Они могут провести день вместе и придумать, как уговорить синьора Морони пойти в школу.

Пьетро оседлал велосипед и поехал в сторону виллы Челани. Загор сопровождал его около километра, потом вернулся домой. Пьетро выехал на дорогу к Искьяно, светило солнце, и ветерок дул теплый, и после вчерашнего дождя было так приятно ехать медленно, под солнцем, греющим спину.

Но вдруг у него за спиной возник красный мотороллер.

И Пьетро погнал.

104

Сидя в кресле в гостиной, Флора смотрела на спящего Грациано.

На его приоткрытые губы. Ниточка слюны стекала из уголка рта. Он негромко храпел. От подушки на лбу остались розовые полосы.

Вот ведь как. Меньше чем за сутки ее отношение к Грациано совершенно изменилось. Когда накануне он подошел к ней в баре, она считала его пустым и вульгарным. А теперь чем дольше она на него глядела, тем более он казался ей красивым и привлекательным, привлекательнее всех мужчин, которых она встречала.

Грациано открыл глаза и улыбнулся.

Флора тоже улыбнулась.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ничего вроде. Я не уверен. — Грациано потрогал затылок. — Шишка вроде не болит. Ты чего сидишь в темноте?