Меня начало ощутимо трясти. Ничего подобного я в жизни никогда не ощущал рядом с женщиной. Мало того, что она меня возбуждала запахом, и теплом, и очертанием тела, так еще прошедший разговор вызвал в голове настоящую бурю эмоций и ответных мыслительных волн, которые сталкивались под стенками черепа, вздымались, сливались в вихри и не думали утихать. Я готов был на все — на любые безумства вплоть до спасения человечества, только бы заполучить ее прямо сейчас, не медля, не откладывая ни на секунду.

Я не понимал, что же так сильно меня завело, мне хотелось в этом разобраться, но уже не было ни малейшей возможности.

— Долго ты так, в одиночку, спасаешь мир? — спросил я, чувствуя, как осип голос.

— Всегда. Но если конкретно, у меня уже больше года никого не было.

В груди гулко бухало сердце, на экране телевизора мерцали беззвучные кадры. Я дольше не мог бороться с собой, повернулся и обнял ее сначала осторожно, потом крепче и крепче, так как понял, что не оттолкнет. Она крепко зажмурилась и впилась губами мне в губы. Мы оба распалялись сильнее с каждой секундой, с каждым, все более шумным выдохом, с каждым ударом сердца. Она первая начала сдирать с меня одежду, я не ожидал такого напора. На шторм это было похоже, на бурю, на стихийное бедствие. Я заподозрил, что столь сильное возбуждение, никогда до этого мне не свойственное, наверняка подкреплено алкалоидом грибной дури. Но как бы там ни было, секс между мной и Катей был жарким и громким. Мы так неистовствовали, вскрикивая в порывах страсти, что все закончилось через пару минут. Но я еще долго не мог прийти в себя, оглушенный, распластанный, до последней степени обалдевший. Еще я представил, как Цуцык, глядя на мое тело, извивающееся на полу БТРа, задорно прицокивал языком. Наверняка так и было. Ну и черт с ним.

Катя лежала рядом со мной на диване, улыбаясь в потолок, на котором иногда плыли сполохи от фар проезжавших внизу машин. Это было такое кино на белом экране — про ночной город, в котором миллионы людей.

— С тобой точно можно спасать человечество… — негромко сказала она.

— Тогда поработаем, — ответил я.

— Что?

— Это мы на войне так по связи говорили. Ну, когда все готовы, когда все на местах. Поработаем. Это значит — пора начинать.

— Мне тебя не хватало очень. Здесь ведь тоже почти как на войне, только не так часто стреляют. Хочется, чтобы рядом был тот, кто уже убивал, как ты.

— Зачем? — я заподозрил неладное.

— Затем, что в шоу-бизнесе одни педерасты. Для них женщина — недоразумение, ошибка природы. Меня там просто некому воспринимать всерьез. А тебя они вынуждены будут воспринимать очень серьезно. Они великолепно разбираются в людях и чувствуют не показную, а реальную, внутреннюю силу.

— И что?

— Мне нужен продюсер.

— Для продюсера денег у меня маловато.

— Похоже, ты меня тоже не воспринимаешь всерьез, — грустно вздохнула она.

— Ну вот, начинается. С чего бы такие претензии?

— С того! Я тебе полчаса объясняла, что деньги ничего не стоят, а ты сейчас мне снова о них. Я хочу всем доказать, что ум и умения гораздо важнее любых денег, что на самый верх можно пробиться за счет способностей. Это будет наш личный вклад в спасение человечества. Ты-то веришь, что это возможно?

Мне трудно было ответить. Врать не хотелось, а говорить правду прямо сейчас было больно. Я подумал, что, может быть, у нее есть план, может, я многого не понимаю в делах шоу-бизнеса.

— Не знаю, — ответил я. — Надо попробовать.

— Ты — лучший, — улыбнулась она. — Вместе мы порвем этих гадов, как марлевые трусы.

Усталость от бурно прожитого дня и не менее бурного секса накатывалась на меня волнами. Глаза все труднее было держать открытыми, а в ушах все громче и настойчивей слышался шум ливня из сферы взаимодействия. Катя заметила, что я клюю носом.

— Хочешь спать?

— Да, если честно.

— Тебе завтра когда на работу?

Мне не хотелось говорить, что наша контора приказала долго жить, но от вранья Кате я твердо решил раз и навсегда отказаться.

— Меня выгнали.

— Что же ты сразу не сказал?

— Не знаю. Не думал, что мы так сблизимся. Точнее, не надеялся.

— Ладно. Утро вечера мудренее. Встань, надо застелить как следует.

Она глянула на меня, и тут же по ее лицу пробежала тень чуть испуганного удивления.

— Что с тобой? — напряглась она. — Ты зеленый весь и темные круги под глазами.

— Устал, — отмахнулся я.

— Ты на обдолбанного наркомана похож, а не на уставшего. Сколько дней не спал? На Кирилла пахал?

Как хорошо, когда можно безболезненно говорить правду!

— На него.

— Днем и ночью?

— Да, так получилось.

— Сволочь он. Извини, что я тебя притащила тогда на эту дурацкую студию.

— Да нет, я не жалею. Серьезно. До того, как все началось, я, конечно, знал, что по телику врут, но от правды был очень далек.

— А сейчас?

— Трудно сказать… Видеть я стал иначе, это точно. Но кто знает, может быть, та правда, которая мне открывается, просто новый слой лжи? Не может правда ежедневно становиться новой.

— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?

— Совсем недавно я гордился тем, что выбрал путь борца с иллюзиями. Мне не хотелось никому ничего доказывать, просто я решил сам отказаться от иллюзий, которые нам навязывают. И знаешь, какую иллюзию я поборол первой?

— Нет.

— Я ее выследил в себе и уничтожил. Мне она казалась очень важной, чуть ли не ключевой. Иллюзия, что быть богатым плохо, а бедным хорошо. Народу эту идею так настойчиво вдалбливают по телику… Мол, буржуи безнравственные, а народ — кладезь всех добродетелей. Мол, надо поддерживать отечественного производителя, не глядя на качество товара. А я сказал себе — чушь все это. Быть богатым хорошо. Иметь много денег — хорошо. Они позволяют создать комфорт, уют, обеспечить детей. А сегодня все переворачивается обратно с ног на голову. Ты мне легко доказываешь, что деньги ничего не стоят. Хорош же из меня борец с иллюзиями! Вместо того чтобы за иллюзиями гоняться, я за собственной жопой бегаю вокруг столба. Не смешно.

— Очень даже смешно, — хихикнула Катя. — Бегать вокруг столба за собственной жопой — очень смешно. Но к сегодняшнему разговору это не имеет ни малейшего отношения.

— Почему? — несмотря на приступ сонливости, мне хотелось выяснить все, что казалось важным.

— Ты действительно победил в себе иллюзию, и тогда и сейчас. Просто одна иллюзия для совсем нищих, а другая для тех, кто поднялся чуть повыше. Для нищих — что быть нищим хорошо. Для тех, кто из нищеты выбрался, — что хорошо выбраться из нищеты.