Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под кроватью они нашли маленький мешок с бельем. Также в нем лежали потертый одноглазый игрушечный медведь и фотография. Школьная фотография. Серьезная, задумчивая девочка сидела за партой и смотрела в объектив. Волосы причесаны на ровный пробор. На фотобумаге был проставлен водяной знак производителя. Калипсо.
Аксель вздрогнул, когда заметил, что за его спиной стоит Хейхе. Бросил на него взгляд через плечо.
– Калипсо, – прочел швед и протянул руку к девочке на коленях Эгона. – Jag döper deg till Kalypso.[38]
Аксель уставился на него. Какого черта? Кем он себя возомнил? Он что, священник? В таком случае, хреновый из него священник, потому что его тон был точно таким же, как и пару часов назад, когда он выполнил приказ и убил беспомощную женщину. Кто такой этот парень? Это существо?
Хейхе сел рядом с Эгоном и протянул руки. Он хотел ее подержать? Эгон с презрением выдохнул. Встал и отнес девочку к пианино, сел на табурет, поднял крышку и подыграл ее мелодии.
Вереница тонких, хрупких нот.
Хейхе посмотрел на Акселя.
– Дебюсси, – прошептал он. – Claire de Lune[39].
– Идиот, – сказал Аксель и отвернулся.
Кап.
Кап.
Кап.
Восемьдесят семь секунд, говорил Каин. Он, наверное, думал, что она не слушает, но она слушала. Капля примерно через каждые полторы минуты. Она высчитала, что за эту разницу в три секунды набегало две дополнительные капли в час.
В сутках тысяча восемь капель.
Когда она спала, ставила пластиковый стаканчик под железный крючок. Она замерила, насколько он наполнялся. Сначала за шесть часов, потом за двенадцать. Поэтому больше ей не было нужды считать. Теперь она просто проверяла стакан и отмечала черточкой на потрескавшемся рисунке на бетонной стене каждый двенадцатый час. Двадцать три засечки ногтем. Семнадцать черточек с тех пор, как Каин обещал ее спасти.
Лин наконец поняла, что Каин не вернется. Он ей солгал? Солгал и бросил ее так же, как сделал дядя, когда привез ее в Норвегию? Каин думал, что Лин не понимала. Что она жила с верой в то, что дядя привезет ее сюда, потому что хочет, чтобы она работала в ресторане. Но она знала. Уже тогда, когда в слезах прощалась с матерью в Международном аэропорте Дон Муанг, она знала. Зачем им везти четырнадцатилетнюю девочку через полмира, просто чтобы она готовила еду и убирала для норвежцев? Неужели там недостаточно своих девочек?
Нет, она заранее поняла, что у нее другая судьба.
В каком-то смысле она была этому рада. Лин была умной. Умнее, чем кто-либо предполагал. Мужчины видели в ней только молодую тайскую девушку, горячий кусок мяса, за который они заплатили. Это не значит, что они все были жестокими. Кто-то был. Но многие не были. Они просто были пустыми душами. Некоторые даже не тащили ее в постель. Просто хотели полежать на полу или на диване. Голые или полуголые, чтобы их обнимала девушка в школьной форме. Тогда Лин думала, что она очень рада, что она Лин. Что она не такая, как они.
А те, кто не платили? Женщины в кризисном центре, говорившие о правах, предохранении и гигиене. Полицейский патруль, подобравший и отвезший ее туда. Соседка… Они видели в Лин не больше, чем видели мужчины. Только они смотрели на нее с другой стороны и видели в ней ту, кем Лин не являлась. Лин не была никакой жертвой.
Она была рада, что именно она попала сюда, а не кто-то из сестер. Или из двоюродных сестер. Потому что Лин вытерпела это. Она справилась.
– Жизнь дает нам только то, что мы можем вынести, – однажды сказал Каин.
Каин. Он покончил с наркотиками ради нее. Он хотел отвезти ее домой в Таиланд, как он говорил. Подарил ей украшение. Любила ли она его? Какое-то время она так думала. Но может ли раб любить своего хозяина? Да, наверняка свинья или бык может. Но Лин – не животное.
Большую часть своей жизни она прожила как животное. Конец она хотела встретить как человек.
Она кричала только в первые сутки. Тянула и дергала цепь, крепившую руку к потолку. Но никто не услышал. Крючок не поддался. Никому не было дела. Никому, кроме Каина. А Каина не было.
Она не ела, только немного пила, потому что жажда была мучительной, но есть была не в силах. Испражнения просто лились водой. Тем не менее она каждый раз ковыляла к туалету и тщательно подмывалась после. Она не животное. И он не даст ей умереть от голода. Он не такой. Он был из того типа мужчин, которые, сбив животное на дороге посреди ночи, остановятся и прикончат его.
В стальной двери, ведущей к выходу, было круглое мутное окошко. Из-за обшивки двери оно походило на иллюминатор судна. Эта дверь не пропускала никаких звуков. Лин никогда не слышала его приход, пока не начинал греметь замок. Но слабый свет от окошка внутри превращался в полную темноту, когда он стоял снаружи.
Лин вздрогнула, когда наступила темнота. Дыхание стало таким коротким и частым, что грудь почти не вздымалась. Словно страх хотел сделать ее такой маленькой, такой незаметной, как только возможно. Металл с силой зазвенел, и дверь открылась. Как обычно, он встал в углу комнаты и, как обычно, положил свой дипломат рядом с тарахтевшей морозилкой. Замок дипломата с щелчком открылся, и он достал защитный костюм, запакованный в пакеты.
Но затем случилось кое-что необычное. Он заговорил с ней. Раньше он этого не делал. С тех пор, как Каин его остановил, когда Лин думала, что он забьет ее до смерти.
– Ждешь Каина?
Она на локтях поднялась в постели. На руке зудела натертая наручниками рана.
– Каин мертв, – продолжил он.
Затем подошел к раковине рядом с морозильником и наполнил алюминиевую бадью водой.
– Я на самом деле не думал, что он пойдет в полицию.
Он коротко посмеялся, балансируя с бадьей в руках и ставя ее на пол рядом с дипломатом.
– Но я увидел это по нему. Каина всегда было несложно понять. Он начал сомневаться.
Он кивнул в ее сторону.
– Это твоя вина. Ты его околдовала.
Пока говорил, он сломал пломбу на стерилизованном скальпеле и вырезал им дырку в вакуумном пакете, в который был запакован защитный костюм. Раздался тонкий свистящий звук, когда воздух просочился через дырку, и мужчина начал раздеваться.
– Каин всегда был таким предсказуемым. Я знал, что у него нет силы волы. Нет без наркоты. Эти раздавленные таблетки, которые, как он думал, принесут ему избавление. Как он их там называл?…
Вопрос повис в воздухе. Он снял темный пиджак и аккуратно сложил его в чемодан. Затем брюки. Он нашел шов для глажки и красиво сложил брюки по стрелкам.