С задумчивым выражением лица Кафа повторила его слова.

– Вы знаете, что у меня нет возможности ответить на это.

У нее был свой, особый запах. Фредрик ощутил его, как только за ним закрылась дверь в ее квартиру. Кисловатый запах свежескошенной травы.

В квартире было жарко, воздух спертый, но уютно и светло. И тихо. Так тихо, что он вздрогнул, когда забили воскресные колокола на церкви Сагене.

Фредрик всего однажды бывал дома у Кафы. Он навещал ее после того, как она получила огнестрельное ранение во время расследования по делу Сульру. Здесь были все те же холщовые обои, скудно меблированная гостиная и пустая кухня. Коллега явно не проводила дома много времени. Он бросил сумку рядом с диваном и положил пластиковый пакет из овощной лавки на кухонный стол.

В окне между перекладиной и стеклом вставлена фотография. На ней была Кафа, молодой человек и пожилая пакистанская пара. Родители и брат, решил Фредрик, хотя понятия не имел о семье Кафы. Родители улыбались и казались радостными. Но парень был серьезным. Нет. Не серьезным. Скорее, даже злым. Фредрик подумал о своей семье. Боже. Что он вообще здесь делает? София позвонила из студенческого общежития в Бергене, когда он выезжал из отеля, но он был не в силах говорить с ней. Позже позвонила Элис, и ей он ответил. Она находилась в его квартире, с Беттиной и Якобом. Он заметил, как Элис старалась держать себя в руках, чтобы не обвинять его. И только кратко поставила его в известность, что забирает Якоба домой.

Домой.

Сказать ему было нечего, да он и не должен был ничего говорить, поэтому ничего и не сказал. Только то, что поживет у Кафы несколько дней. Что ему нужно время побыть с самим собой. Насколько унизительно это должно быть для Беттины? Что он хочет жить здесь, а не в собственном доме.

– Фредрик, – сказала Элис. – Это не твоя вина. Слышишь? Ты не виноват, что погиб Фрикк. И ты не виноват, что погиб Андреас. Позволь нам помочь тебе.

Он сжался и зарыдал. Ноги в коленях подкосились. Охранник и сотрудник ресепшена поставили его на ноги, посадили на стул у входа, подняли с пола его телефон, положили ему в карман и заказали такси. Фредрик отказывался и хотел поехать на автобусе. И вот теперь он стоит на кухне у Кафы и не помнит, как сюда попал. Не помнит, что покупал, но знает, что хочет вытеснить из памяти, почему он здесь.

Немного твердых как кость слив, песто и питу, как оказалось.

Когда Кафа нашла его у крепости Акерсхюс, у него в кармане еще лежал наполовину пустой магазин с холостыми патронами. После того, как она ушла, он наклонился, поднял пластиковый пакет и достал из него чистящее средство. Тщательно протер магазин и патроны и сложил их в один из пакетиков Кресус, проделав в нем маленькую дырочку, чтобы не всплыл. В укромном месте на пляже Акерсхюс он выбросил пакетик в море.

И быстро зашагал прочь. Осознание того, что он только что сделал, настигло его у горы, на которой высилась крепость.

Преднамеренное действие. Уничтожение улик. Но Фредрик не помнил, чтобы он делал такой выбор. Им управляли инстинкты. Когда он понял это, ему стало тошно. Да что он за человек, раз так поступает? Он думал только о том, что этот магазин с холостыми никогда, никогда не должен быть связан с ним.

Он не убивал Андреаса.

Но Фредрик дал убийце возможность убить Андреаса. Делало ли это Фредрика соучастником? Неумышленным соучастником. Существует ли вообще такое понятие?

Он понятия не имел, видел ли кто-то, как он сел в машину Андреаса и поменял магазин. Андреас ездил на одном из полицейских «Фольксвагенов». Лампочка в салоне, разве она не продолжает гореть некоторое время после того, как закрываешь дверь? Поэтому ли он не запомнил ничего, что было вокруг? Мимо мог пройти человек, выгуливающий собаку, или пара, идущая на вечеринку, да что он знал. Фредрик думал, что Андреас ему угрожал, чтобы защититься от обвинений в причастности к убийству Педера Расмуссена. Теперь на его месте был Фредрик. И что ему делать, если кто-то его обвинит?

Фредрика мучила еще одна мысль. Косс боялся, что у преступника есть сообщник в полиции. Тот, кто подменил патроны в оружии Андреаса. А если они поймут, что занимались только магазином Андреаса, а его оружием – нет?

Он лег на диван в гостиной.

Как сюда попала Беттина? Она что, знает, что он здесь? Да, конечно. Элис ей сказала. Может, он забыл запереть дверь. Может, он сам открыл.

Фредрик выглянул в кухню, потому что в гостиной шторы были опущены, и он не знал, темно ли или светло на улице. Было темно. Свет уличных фонарей окрашивал стены в желтый. Голос Беттины окрашивал стены в зеленый. В желчно-зеленый. Сама она меняла цвет лица в соответствии со светом от телевизора. Видимо, она приглушила звук, потому что он этого не делал, и теперь на экране премьер-министр Симон Рибе стоял вместе с российским министром иностранных дел, посетившим Осло, и Фредрик подумал, что очень хотел бы послушать, что они говорят, и еще вспомнил о том, что ему сказал военный атташе Федор Ларинов, и посмотрел на Беттину, а потом на блистер таблеток в руке. Он потряс им в попытке заглушить ее голос, сполз вниз по стенке, сел, склонив голову и подняв колени, и слова Беттины стали отскакивать от его затылка.

Наконец она замолчала. Не всхлипывала. Просто сидела, и это казалось хуже. В этот момент, когда понимаешь, что другой человек принял решение. Что ты больше не тот самый, а один из из.

Выпуск новостей закончился.

– Фредрик, – сказала она, и он услышал ее слова. – Ты должен что-то сказать.

– Беттина. Ты понятия не имеешь, кто я. Понятия не имеешь, что я.

– Имею. Ты самый подлый человек из всех, что я встречала.

Она положила футляр с новыми очками на стол, налила ему стакан воды, поправила белье на диване и тихо закрыла дверь за собой.

Март 1992 года, Кольский полуостров, Россия

Лейтенант Фальсен казался спокойным, но за противогазом было трудно прочитать выражение лица. Вместе с Дикой норкой лейтенант должен был выступить немедленно. До границы было всего пять миль, и для Гудбранда Фальсена уже тикали часы. Оставшийся патруль, Эгон, Бакке, Хейхе и Аксель должны были взять пробу вируса и доставить ее домой. Аксель заметил, что сержант Бакке отошел назад, когда они прощались.

Первый раз за всю ночь лейтенант встретился взглядом с Акселем.

– Нас послали сюда ради спасения множества жизней, – сказал ему лейтенант. Затем положил здоровую руку на руку Акселя. – Увидимся дома.

На сцене в подвале Эгон расстелил одеяло. Завернул в него девочку, ей было, наверное, лет шесть-семь, и сел на пол. Крепко держа в руках, поднял ребенка к себе на колени, прижал ее голову к груди и погладил рукой в грубой перчатке по щечке. Девочка что-то напевала, держа в руках цепочку с крестом, которую солдаты аккуратно высвободили из рук старика.