Род Бергеар был незнатен — каких-нибудь пять поколений, разве это серьезно, — но зато довольно обеспеченный, несмотря на скромный размер владений. Все потомки Логана Бергеара, отличившегося на императорской службе настолько, что его удостоили титула, унаследовали от предка и его практичность, которая помогла им даже при скромных доходах сводить концы с концами, бывать при дворе и хорошо выдавать замуж своих девушек, снабжая их, конечно, соответствующим приданым. Та же хозяйственность, утвердившая молодой род на фундаменте приобретенного благосостояния, помогала Герберту давать Одению, Вему, а затем и Аир стоящие советы.

Аир имела дар, о котором прежде никогда не догадывалась — дар чувствовать людей. Она инстинктивно (а может, и благодаря приобретенному опыту, но такому, который не ощущается сознанием) чувствовала, когда ей лгут, когда собеседник кривит душой. Такой человек становился ей неприятен, и она отдаляла его от себя. Да и трезвого рассудка ей вполне хватало на то, чтобы понять, насколько предполагаемая мера разумна.

Впрочем, как подумывала она иногда, этот дар, должно быть, жил при ней и прежде. Не так просто согласилась она на предложение Хельда в первый же момент, что-то почувствовала в нем, что-то родственное. И ведь не ошиблась же…

Он вернулся с подавления бунта задумчивым и вместе с тем необычно деятельным. Его намеки насчет того, что, может, стоило бы сделать их брак реальным, во всех смыслах, она поняла, но поддалась какому-то неожиданному и сильному страху и отказалась. Муж не стал настаивать на своих правах, но как-то помрачнел. С того дня Аир стала замечать особенную внимательность с его стороны, она каждое утро находила на столе в кабинете свежий букетик цветов и разные приятные для глаза мелочи. Он особенно часто стал обнимать ее и целовать, конечно, когда рядом не было знати и слуг, потому что Аир стеснялась. Ей было приятно внимание мужа, и она не задумывалась, чем оно вызвано.

Вместе с тем она довольно охотно принимала ухаживания Гордона Рутвена. Он имел по части ухаживания изрядный опыт, а там, где нужно было к месту сказать слово либо же к месту промолчать, ему не было равных. Он с самых юных лет оставлял за собой шлейф разбитых сердец, никогда, впрочем, ни с одной женщиной не связывая себя всерьез, избегая обещаний жениться. Он был умен, красив и, что самое главное, обаятелен. И не так-то легко было не обращать на это внимания. На том балу, который Аир устроила-таки по случаю какого-то праздника, она танцевала с Гордоном танец за танцем, потому что Рутвен был прекрасный танцор, а разговор, протекавший во время танцев и в перерывах между ними, оказался интересным, легким и вместе с тем отнюдь не деловым. От деловых разговоров юная императрица успела подустать и с удовольствием поболтала ни о чем. Гордон сумел показать ей этот бал с приятной для нее стороны.

Но ближе к концу Аир оглянулась, заметила мрачное лицо Хельда и сообразила, что мужу вряд ли приятно ее внимание, отдаваемое другому мужчине. Остальное же сделал инстинкт, свойственный любой женщине, тот, который подсказывает, когда мужчина ею интересуется. Конечно, порой тот же инстинкт запаздывал подсказать женщине, какие трудности ожидают ее на избранном пути. Аир поняла, что эти двое завели соперничество из-за нее, но не стала решительно отказываться от одного и успокаивать другого. Она задумалась. Результаты этих раздумий остались при ней, поскольку даже на мгновение лицо ее не выразило ничего особенного.

Сказать по правде, флирт не привлекал ее, она, как большинство крестьянских девушек, предпочитала основательность и надежность. Легкомысленные игры скорее отвращали ее, но на этот раз она, сама не понимая почему, пустилась в чуждые ей воды без какого-либо опыта или хотя бы увлеченности. Она промолчала и сделала вид, что не поняла взгляда Хельда. Он же тем более не разбирался во флирте. Большую часть времени он проводил в обществе мужчин, женщины на его пути встречались редко, но и с теми разговор был мужской — когда, куда, сколько. Ему никогда не приходилось завоевывать ни одну, потому что если с ним не шла одна, ее можно было заменить другой, а с любовью он прежде не сталкивался. Но столкнулся — и растерялся. Все казалось таким надежным, но если события оборачиваются неожиданно, то что делать?

Ему пришла в голову мысль, что если Аир выйдет замуж за Рутвена, это привлечет на ее сторону тех дворян, кто еще артачится, и рано или поздно она это поймет. А тогда что сможет удержать ее от такого мудрого вроде бы шага? Хельд продолжал ухаживать за Аир, он упрямо напоминал ей о себе, а другим — о своем праве на эту женщину, но стал мрачнее, все чаще в его сердце заползало сомнение и отравляло жизнь. Он привык к тому, что муж, раз и навсегда связав свою жизнь с жизнью женщины, остается ее господином. В сложившейся ситуации получилось не так. Аир была свободна от его власти, и за ней до сих пор оставалось право выбора.

Императрица продолжала вести тот образ жизни, который более всего устраивал ее помощников и был в то же время наиболее удобен для нее самой.

Накануне Видуа Солор, на пир, который по традиции устраивался в императорском дворце, явилась большая часть знати, даже те, кто совсем недавно бунтовал в Руйвессе, даже те, кто вертел носами и клялся, что не признает простолюдинку на троне. Приглашения были посланы всем дворянам, которые по своему положению могли присутствовать при дворе, и некоторым менее родовитым из тех, кто отличился в последние месяцы на службе императрицы. Понятно, им не было нужды ехать в столицу, потому что они и жили в столице, под рукой у правительницы. Им светило повышение по службе, увеличение личного влияния и власти и, как следствие, увеличение владений и золота в кошельке.

Больше всего знающих людей могло бы удивить появление при дворе Валена Рутао, которому тоже было послано приглашение, впрочем, больше формальное. Маг появился в Беане как раз накануне праздника. Никто не верил, что он приедет, но он приехал, прихватив в качестве сопровождения несколько самых знатных своих учеников и Маддиса, разумеется. Ему поспешно отвели хорошие покои, куда и были внесены сундуки с его одеждами и книгами.

Маддис то и дело косился на учителя, пытаясь понять, нет ли у него какого-то плана, и даже был готов отговаривать его. Даже Огереде трудно было поверить, что его учитель отказался от своего плана. Хотя это было именно так. Вален Рутао был разумным человеком и, не сыграв наверняка, предпочитал извлечь максимум выгоды из проигрыша. Ну, к примеру, изъявить преданность новой правительнице. Поразмыслив и взвесив на весах своего разума значение новостей, связанных с подавлением мятежа, глава Академии пришел к выводу, что надо включаться в игру, пока не поздно, и постараться войти в число выигравших.

Кроме того, императрица явственный ред, вспомнил он вовремя. Ей можно предложить обучение, и если она станет его ученицей… Нет, Вален не рассчитывал, что этой девушкой ему позволят управлять по своему разумению, как ученицей, но добиться можно будет многого. И он решил явиться ко двору по приглашению, поскольку более удобного случая могло и не представиться.

Рутао едва успел разместиться в выделенных ему покоях — довольно тесных, надо признать, поскольку ко двору съехалось очень много знатных баронов и графов с семьями и слугами, всех приходилось размещать — как пришел посланник от Аир и передал магу ее желание видеть Валена у себя как можно скорее. Рутао отпустил слугу ждать снаружи и кивнул Маддису.