– Да, вот же было невезение. Мама обнаружила нас отсчитывающими шаги в саду. Эта женщина все еще может орудовать хлыстом и заставить взрослого мужчину плакать.

– Ну, Джонатан определенно обладает характером Сен-Лоранов, а, Годрик?

Сколько раз герцог сожалел, что он единственный ребенок? Теперь он был благословлен или скорее проклят появившимся братом, как это происходило с остальными членами Лиги.

Годрик с Джонатаном обменялись смертельными взглядами, но их внимание привлекло неожиданное волнение на улице.

– Годрик! – крикнул кто-то.

В гостиную ворвались Люсьен с Эштоном, отталкивая Симкинса с дороги. Пистолет выпал из его руки на пол, выстрелив и разбив вдребезги вазу, стоявшую менее чем в трех футах от Годрика.

Через несколько секунд паника стихла и все успокоились. Имелось ли хоть что-то в сегодняшнем дне, что можно назвать спокойным.

– Годрик! – Люсьен заметил дворецкого и оружие на полу. – Почему Симкинс держал пистолет?

Чарльз дал знак рукой вновь прибывшим утихнуть.

– Мой дорогой Люсьен, ты, как всегда, начал разговор в самом скучном месте.

Эштон перевел взгляд с Годрика на Джонатана.

– Что? Скучном?

Герцог выразительно взглянул на Джонатана.

– Эштон, Люсьен… Познакомьтесь с моим единокровным братом, Джонатаном.

Люсьен был обескуражен.

– Брат?

Эштон посмотрел на свои карманные часы.

– Но нас не было всего один день…

Седрик скрестил руки.

– Лекция о недавней родословной может подождать. Теперь расскажите, что случилось с вами двумя?

– Нам удалось выследить Эванджелину в Лондоне, – поведал Эштон. – Ее нанял Бланкеншип, Годрик. Она приезжала сюда, чтобы шпионить за тобой, удостовериться, что Эмили действительно у тебя.

Услышав ее имя, Годрик перевел взгляд с брата на Эштона.

– Что? Она была марионеткой Бланкеншипа? – изумился он. Это все объясняло. Ее странный рассказ, появление в его доме с поддельной запиской. Ох уж и хитрый подлец!

Эштон кивнул.

– Не совсем. Говори о ней все что хочешь, но мне кажется, мы все знаем: эта женщина не является ничьей марионеткой. Эванджелина сказала Бланкеншипу, что убедила Эмили бежать, иначе его люди заявятся сюда и всех нас убьют, чтобы забрать ее. Нужно остановить Эмили, пока она не совершила глупость.

– Слишком поздно… – ответил Годрик сдавленным голосом.

Господи, он совершил самый ужасный из всех возможных поступков. Он обидел ее за то, что она пыталась спасти его. Он отплатил за преданность Эмили тем, что опять запер ее в спальне. Если для него еще и не был уготован круг ада, то сейчас он заслужил несколько.

Кровь отхлынула от лица Люсьена.

– Что ты имеешь в виду?

– Она доехала до деревни Блэкбрай с помощью моего брата. Мы только недавно вернулись.

Эштон нахмурился.

– А Эмили?

– Наверху.

– Ну, тогда пусть она спустится. Нам нужно обсудить, что делать с Бланкеншипом.

– Честно говоря, это невозможно, – сказал Седрик. – Он оставил ее немного… нездоровой наверху.

– О господи, – обронил Люсьен.

Эштон потер нос.

– Годрик, послушай. Она убежала лишь затем, чтобы защитить тебя. Эмили же не знает, насколько ты сам способен защищаться. Она сделала это, потому что любит тебя и не хочет, чтобы ты из-за нее пострадал.

Чарльз и Седрик обменялись мрачными взглядами. Лицо Джонатана было бледным, и он не мог взглянуть Годрику в глаза.

– Уже слишком поздно, да? – спросил Эштон.

Герцог, кивнув, повернулся к ним спиной.

– Я ранил ее, и она никогда не простит мне этого.

Если даже он не мог смириться с таким предательством, то как она сможет? Осознание, что Эмили потеряна для него навсегда, потому что он действовал поспешно и был неуправляемым, заставляло герцога страдать еще сильнее.

– Извините. – Он вышел из комнаты, и никто не осмелился остановить его.

Годрик забаррикадировался в своем кабинете. Остальным пришлось взять заботу об Эмили и ее защиту на себя.

Они нашли девушку в его кровати.

Она немного пошевелилась во сне. Каждый из них был виноват наравне с Годриком в похищении и крахе Эмили. Но все должно измениться.

Эштон повернулся к Люсьену.

– Скажи, чтобы ей принесли свежую смену белья, когда она проснется.

Люсьен кивнул и вышел.

Эштон, опустившись на край постели, наклонился, чтобы попробовать губами ее лоб. Казалось, у нее был жар. Если она заболеет… Нет, он не должен так думать.

Парень убрал волосы с ее бровей.

– Спи, дорогая Эмили.

Люсьен, вернувшись, опустился на стул в ногах кровати. Рядом потрескивал камин, и сверкали искры в темноте.

Лига зашла слишком далеко, удовлетворяя свою гордость и страсть.

Эмили пошевелилась, ей было трудно дышать.

На ее груди будто лежали тяжелые камни. Наполнить легкие становилось все сложнее и сложнее.

Девушкой овладела паника, ее бросило в дрожь. Казалось, по горлу рассыпались осколки стекла, когда она попыталась глотнуть. Ей хотелось кашлянуть, но совсем не было сил на это. Скрипящее дыхание в груди напоминало грозный предсмертный звук.

– Эмили! – Мужской голос. Низкий, хриплый и режущий слух.

Она поморщилась от боли, когда попыталась еще раз глотнуть, и наконец смогла тихо кашлянуть.

– Эмили?

Голос был знаком ей, теплая рука опустилась на ее лоб.

«Где я?»

Она пришла в себя, почувствовав мягкие простыни под обнаженным телом, аромат сандалового дерева. Рядом были мужчины. Кто? Хотя девушка и не видела, но чувствовала пульсирующий ритм свечи неподалеку.

– Скорее, Чарльз, воды!

«Седрик», – наконец вспомнила она. Эмили была в поместье Годрика, в его кровати. Опять пленница Лиги Бунтарей.

– Го… дрик…

Виконт Шеридан успокоил ее, затем поднес стакан воды к ее потрескавшимся губам. Она выпила, прохладная вода была словно бальзам для ее пересохшего горла. Веки Эмили открылись. Она была в спальне его светлости; Седрик с Чарльзом склонились над ней. Девушка с дрожью потирала открытые руки…

Она была обнажена.

Эмили ахнула, что отозвалось для нее резкой болью.

– Вот так, дорогая. Ты в безопасности, – сказал Чарльз. Ни он, ни Седрик, казалось, не обратили внимания на то, что она раздета. Эмили глотнула, хоть это все еще давалось ей с болью.