Симкинс открыл дверь, и Седрик вошел внутрь, Эмили держалась за него. Годрик находился в задней части комнаты и смотрел в окно, повернувшись к ним спиной. На улице стояла черная ночь. В комнате горела одна свеча.

– Помоги мне дойти до дивана, – попросила девушка. – А потом оставь нас.

– Я не покину тебя, Эмили.

Она погладила его лицо, как до этого Чарльза.

– Спасибо, Седрик, однако со мной все будет нормально.

Он наклонился, поцеловал ее в лоб и вышел. Симкинс закрыл дверь снаружи.

Последовала мучительная пауза – Годрик у окна, она на диване, двое застыли как статуи. Сможет ли Эмили заставить этого мужчину понять, что не предавала его?

– Годрик, – вздохнула она.

Он медленно повернулся к ней лицом. Вот он, ее темный принц с тенями под измученными изумрудными глазами, с запутанными волосами, как будто непрестанно проводил по ним пальцами. Как до такого дошло?

Эмили было знакомо затишье перед бурей, но она считала, штиль после бури гораздо хуже, ведь вырваны с корнем столетние деревья, а на земле валяются мертвые птицы, потому что их смел сильный ветер. Повсюду разрушения. Посмотрев в измученные глаза Годрика, девушка увидела ту же самую бескрайнюю тропу опустошения.

Ее голос стал вдруг сильнее:

– Подойди ко мне.

Он послушался, подошел на вялых ногах и встал перед ней, глядя на нее сверху вниз сквозь свои длинные ресницы, а потом на секунду закрыв глаза. Самое близкое, до чего она могла дотянуться, – это его правая рука. Она взяла запястье мужчины, подняла, потом схватила его ладонь и поднесла к своим губам. Поцеловала внутреннюю часть его руки, давая ему почувствовать свою нежность.

«Я люблю тебя».

Ноги Годрика подогнулись. Внезапно он опустился на пол, положил голову на ее колени и крепко обнял. Эмили склонилась над ним, поцеловала его волосы, погладила по плечам, пока он содрогался от сильных беззвучных рыданий. Он крепче прижался к ней, будто боясь, что она растворится в его руках. Девушка почувствовала, как начали стихать его печальные содрогания и он наконец поднял голову.

– Эмили…

Поднеся палец к его губам, она покачала головой.

– Я прощаю тебя.

Эмили постаралась улыбнуться, приподнять уголки губ, но это лишь заставило его поежиться, лицо Годрика было как у падшего ангела. Но ее ангела.

– Я сам себя не могу простить… – Он отвернулся от нее.

Девушка взяла его за подбородок, заставив повернуть к ней голову, и крепко поцеловала.

– Вы глупец, ваша светлость, – сказала, затем снова завладела его ртом, властно и жестко.

У него почти не было времени ответить на ее поцелуй, так быстро она отпустила его. Годрик поднес дрожащую руку к своим губам, удивленно нащупывая распухшие, вздутые губы.

– Я научилась твоему способу целоваться. – Эмили улыбнулась ему озорной улыбкой. Поцелуй каким-то образом вдохнул в нее жизнь.

Годрик медленно поднялся с колен и сел рядом с ней на диван. Он потянулся за новым поцелуем. Эмили собрала все силы, чтобы их уста переплелись опять так же горячо, как до того, отвечая на пламя еще бóльшим огнем.

Но этого не потребовалось.

Годрик сначала почти не целовал ее, лишь слегка прикасался губами. Это было предвкушение поцелуя. Но затем он углубил его. Язык мужчины скользнул между ее губами с бесконечной нежностью, а их уста начали медленный древний танец. Этот поцелуй переполняли эмоции. Годрик хотел показать ей все, что ощущал, – облегчение, радость, чувство вины, страсть, переживания.

Эмили Парр, должно быть, была каким-то ангелом. Ни одна женщина на свете не смогла бы простить мужчину за подобные грехи. Он злоупотребил ее доверием, взял ее у стены как какой-то варвар. Годрик угрожал вернуть ее дяде, чтобы она вышла замуж за человека, которого презирала. Он запугал ее до такой степени, что она потеряла сознание и два дня находилась без чувств.

«Почувствуй меня, дорогая! Почувствуй. Пойми, что я люблю тебя». На сей раз, когда слова роились в его голове, он приветствовал их. Это должна быть любовь. Ничто не может так ранить душу, как то, что ты причинил боль любимому человеку. Как ему хотелось произнести такие слова, но это казалось неправильным, ведь он не сделал ничего, что доказывало бы их. Нет. Он не признается ей в любви, пока не докажет ее. Он был слишком пьян и не смог бы подобрать фразы, которых она заслуживала. «Какой же я дурак!»

Когда их губы разомкнулись, глаза Эмили все еще были закрыты. Годрик провел кончиком пальца по ее переносице, и она, разомкнув веки, посмотрела на него.

– Давай я отведу тебя наверх, чтобы ты отдохнула. – Он встал и взял ее на руки, осознав, что под халатом на ней ничего не было. Это рассмешило его.

– На тебе больше ничего не надето?

Эмили покраснела, и он остался доволен. До того ее лицо было слишком бледным.

– После всего, что я сделал тебе, ты продолжаешь вознаграждать меня, – поддразнил ее он, восхищаясь тем, как вельвет обтягивает девичью фигуру.

Эмили наигранно нахмурилась, и он усмехнулся, прижавшись своим лбом к ее и заглянув в фиалковые глаза.

– Обещаешь, что больше никогда не убежишь?

– Я не сбегала. Я спасала твою жизнь. И ты все еще в опасности. Мы должны поговорить…

– Хорошо, дорогая. Поговорим, когда тебе станет лучше. – Он поцеловал ее в щеку и открыл дверь кабинета.

Чарльз, Седрик и Симкинс столпились у двери, прижав головы к дверному проему, – их застукали за подслушиванием.

Только Симкинс из всех троих сумел сохранить гордый вид.

– Мы охраняли коридор, ваша светлость, – сказал он.

– Охраняли? Думаю, те ковры выглядят очень подозрительно, Симкинс. Отличная идея, лучше, чем сторожить картины и статуи. Они могут быть заодно с нашими противниками. – Годрик спрятал улыбку. – А теперь прошу вас всех простить нас. Я как раз несу Эмили наверх, чтобы она отдохнула.

Трое мужчин наблюдали, как он уходит и, без сомнения, спрашивали себя, что, черт возьми, утихомирило его злосчастный нрав.

Наверху Годрик положил Эмили на кровать и начал отходить, чтобы сесть на стул рядом. Девушка, схватив его руку, притянула к себе.

– Останься. – Другой рукой она похлопала по кровати.

Годрик сел на край постели, наклонился и снял свои ботинки, затем повернулся и лег рядом. Эмили залезла поглубже под одеяло.

Мужчина повернул ее лицо к себе.

– Эмили, о том, что произошло на постоялом дворе…

– Да?

– Этого не должно было случиться. Никогда. И этого никогда больше не будет. – Он провел губами по ее устам.