Первые сорок минут пилили чуть ли не шагом из-за не самого удобного рельефа. Зато после того, как вышли на трассу, не так давно соединявшую Михайловку и «Шестерку», как следует разогнались и бежали по идеальному асфальту почти четыре часа. А потом начались сюрпризы. Увы, неприятные: чувство леса, которым я, по своему обыкновению, сканировал окрестности, продолжало «молчать», хотя «заговорила» куда более «короткая» аура леса!

Пока я раздумывал, как такое может быть, наконец, «проснулось» первое заклинание и показало двадцать сильно размытых силуэта корха… менее, чем в пятидесяти метрах от нас! Шарахайся мы по тайге втроем, я бы даже не почесался. В смысле, подобрался бы к тварям поближе и как следует изучил новые модификации их аналогов «Хамелеонов». Но в тот момент мы неслись на полной скорости по идеально прямому участку дороги, матушка, Тёма и Алмаз, не скрываясь, следовали за нами метрах в семидесяти пяти, а твари с Той Стороны их видели и уже начали разгоняться!

— Корхи! В десяти метрах! Активируем вампиризм и врываемся в ближний бой… — рыкнул я, опрокинув тварей ударной волной и придержав самого шустрого «бегунка» силками. Затем раскидал бодрячки, чтобы дамы двигались повеселее, и отрешенно отметил, что Язва реагирует на такие вводные не в пример быстрее Бестии: ударная волна Шаховой шарахнула по корхам от силы через секунду после моей! А потом в самый центр отряда противника прилетело испепеление Даши, усиленное двойной синергией, и третье воздействие по площади продавило пелену почти у половины особей!

В результате на моего «бегунка» хватило одного удара ножа. Второго я положил обезглавливанием, мимо третьего, убитого сполохом Долгорукой, пронесся, не тормозя, и ворвался в центр построения, приказавшего долго жить. К сожалению, «лекарь», которого я торопился положить, оказался ни разу не «мясом», так что откатился за «танков», уже «севших» на накопители с Жизнью, и начал плести заклинание поддержки. Пришлось заваливать эту троицу откатившейся ударной волной и прыгать ко второму «лекарю», еще пребывавшему в шоке.

Этого достал. В смысле, убил. Правда, только с третьего удара, так как пелена оказалась недешевой. А потом я заметил приближающийся силуэт и заорал во всю мощь легких:

— Мам, в ближний не лезь — сдохнешь! Работай ТОЛЬКО с дистанции!!!

Слава богу, она догадалась, что я намекаю на наш вампиризм, и дала по тормозам. Но корху, на которого нацелилась родительница, это все равно не помогло — плеть молний Гранда четвертой ступени превратила его череп в головешку. А через секунду мне стало не до чувства леса: два временно проигнорированных «танка», «лекарь» и четыре «тяжа» как-то утвердились на ногах и поперли в атаку на Дашу. Трудно сказать, почему в качестве приоритетной цели они выбрали ее, но мне это не понравилось. Поэтому я перенацелил Язву на «скрытников», одного из которых придержал силками, а сам шарахнул по строю ударной волной, чудом не зацепив Долгорукую, невовремя сместившуюся не в ту сторону, ворвался в самую середину и, наконец, прикончил ублюдочного целителя.

От неожиданной атаки «тяжа», оказавшегося невероятно подвижным, ушел вращением корпуса, упал плашмя, чтобы не нарваться на убийственные серии озверевших «танков», дотянулся костяным клинком до связки над скакательным суставом и ускорил еще один рывок в сторону волчьим скоком. А в следующее мгновение все еще целому «танку» прилетело от матушки, «тяжа», только-только пойманного силками, убило обезглавливанием Язвы, а еще одного, бодро вскочившего с асфальта, запекло сполохом Бестии.

Оставшихся «тяжей» я убил сам. Хитрецу, пытавшемуся прикрыться тушкой «лекаря» и ворваться в ближний бой — отсек ногу, а потом дотянулся до ближайшего нервного узла ножом. Второй сдох сам, оказавшись в области действия сразу двух заклинаний вампиризм и склеив ласты. А в следующую секунду получил возможность понаблюдать за цирком. В смысле, за атакой особо хитрожопого «скрытника», сумевшего подобраться к моей матушке со спины!

Нет, первый удар получился на славу — ее пелена потускнела где-то на треть. Но с недоумка, конечно же, слетела невидимость, что в ближнем бою с моей родительницей было форменным самоубийством: она вывернулась из-под второй атаки чуть ли не раньше, чем корх начал наработанное движение, в темпе скорострельной пушки выдала серию уколов ножом, напитанным Молнией, причем в противофазе с заклинаниями этой же школы, и максимум через секунду оставила за собой дымящийся труп!

Она же завалила и последнего «скрытника», выбитого в реальность моими силками. И спасла его от жуткой смерти под тремя обезглавливаниями, прилетевшими сразу за плетью молний. А потом огляделась по сторонам и наехала на меня:

— Ну, и как это называется?

— Новые модификации «Хамелеонов»! — криво усмехнулся я, скидывая с себя вампиризм. — Чувство леса засекло эту дрянь метров с пятидесяти. А мы, как ты, наверное, помнишь, бежали. И довольно быстро.

— Прости, не знала… — повинилась она, оглядела трупы совсем другим взглядом и сделала напрашивавшийся вывод: — Черт, эта информация может спасти множество жизней!

— Угу… — кивнул я и озвучил принятое решение: — Поэтому Тёма отправится обратно, доберется до места боя, свяжется с командиром форта, вызовет к себе вертушку и передаст пилоту десяток накидок. А мы неспешно найдем место для схрона, сложим в него коммы, затем дойдем до аэродрома «Шестерки», обоснуемся в каком-нибудь остове и чуть-чуть поленимся.

— Ну да… — согласилась матушка. — Без твоего чувства леса мы Алмаза не убережем, меня ты одну не отпустишь, а Феде опыта не занимать…

…На аэродром «Шестерки» вышли аж в одиннадцатом часу утра. Пара крошечных облачков, еле ползущих по небу, не мешали солнцу буйствовать по полной программе, ветер стих еще до рассвета, а марева и «Хамелеон» не спасали от удушающей жары, поэтому на дневку устроились в тени остова военно-транспортного «Муравья». Алмаз, вымотанный до предела не столько марш-броском, сколько почтенным возрастом, улегся на коврик, прикрытый маскировочной сеткой, и задремал, матушка о чем-то зашепталась с Бестией, а Язва нащупала мою тушку, устроилась рядом и, как вскоре выяснилось, потерялась в моих эмоциях.

Я отрешенно отметил, что ее присутствие рядом успокаивает, и снова ушел в тягостные мысли. А через какое-то время услышал грустный шепот:

— Никак не смиришься с тем, что не попал на суд?

Я опешил, так как своими переживаниями ни с кем не делился. А Лара, почувствовав мое удивление через щуп, ответила на незаданный вопрос:

— Ты сам не свой. С тех пор, как поговорил с Шубиным. Да, держался неплохо, но во взгляде и в эмоциях изредка мелькала одна и та же жуть. Вот я и догадалась.

Горечь, целые сутки медленно разъедавшая душу,