В ее памяти всплыл окровавленный «воронок» и веселый Ибрагим со шлангом. Алов будет счастлив и выпишет Гале пару фунтов повидла или отрез габардина, Тата будет довольна…

Галя поднялась, открыла заслонку на водогрейке и принялась совать бумаги в тлеющие угли. Пламя взметнулось вверх, и в лицо Гале пахнуло жаром.

В дверь постучала соседка тетя Наташа:

– Чего у тебя там горит? Развела вонь на весь коридор!

– Я сейчас… сейчас… – бессмысленно повторяла Галя.

Плевать, что Клим белогвардеец! Пусть он будет хоть террористом – она не могла без него жить.

4.

«Книга мертвых»

Кажется, я загнал себя в идеальную ловушку: я не могу уволить Галю – иначе она окажется на улице в буквальном смысле слова: ведь ее тут же погонят из ОГПУ как «не справившуюся». Но если она приходит ко мне на Чистые Пруды, на улице оказываюсь я, потому что это единственный способ оградить себя от ее приставаний.

Она смотрит на меня по-новому, будто чего-то все время боится, а я вспоминаю слова Зайберта, который перед отъездом предупредил меня:

– Опасайтесь Гали!

Что он имел в виду? То, что неразделенная любовь может превратить женщину в чудовище? К мужчинам это тоже относится – я по себе знаю.

Я стараюсь, чтобы Галя как можно меньше общалась с моей дочкой. Не дай бог Китти сболтнет ей что-нибудь про Крым!

На мое счастье рядом открыли новую Детскую библиотеку, и там постоянно проходят занятия для малышей. Капитолина отводит туда Китти, и та может хоть немного поиграть с другими детьми.

Приличным воспитанием там, конечно, не пахнет: педагоги со всей серьезностью спрашивают у моей дочки, как ее угнетали проклятые империалисты, и велят ей заучивать стихи некой Агнии Барто – «Китайчонок Ли»:

Слышал Ли о далекой стране,

Где все хорошо, как во сне,

Где какой-то волшебник, маг

Революции поднял флаг.

И Ли утомленный мечтает тайком:

«Уйти бы туда пешком!»

Китти охотно читает эти вирши на потеху публике. А я махнул рукой и на покровительственный расизм, и на вранье о «далекой стране, где все хорошо». Главное, чтобы ребенок был счастлив.

Мы с Магдой и Фридрихом придумали, как выиграть немного времени для наших немцев. Я повесил над входом в церковь Святого Михаила здоровую вывеску – «Школа изучения трудов В. И. Ленина» и надоумил отца Томаса строго спрашивать посланцев из ЦАГИ: «Вы что, не хотите, чтобы трудящиеся увлекались идеями ленинизма?!»

От Элькинского магазина осталось немало сочинений Ленина – их постеснялись сжечь, а в окрестные библиотеки их не взяли – там и так нет прохода от лениниады. Я перевез это добро беженцам, и как только мальчишки-часовые сигналят о приближении чужаков, немцы хватаются за книги и принимают ученый вид.

Магда сделала целую серию снимков на тему «Крестьяне и книга» и продала их в советские журналы: вот женщина одной рукой полощет белье в корыте, а другой держит перед глазами брошюру «Как нам обустроить Рабкрин». Вот почтенный старец латает прохудившийся башмак – и все не отрываясь от ленинского наследия. Даже девочки-подростки, которым доверили укачивать младенцев, сидят за идеологически выдержанными трудами!

Пока немцев не выселяют – никто не осмеливается закрыть ленинскую школу, но наша хитрость не решает основную проблему: беженцам не на что жить.

Зайберт прислал возмущенное письмо, которое я пока не готов показать отцу Томасу: правительство в Берлине вообще отказалось принимать русских немцев. В Европе, как огня, боятся большевиков, и никому не хочется разбираться, кем являются беженцы из СССР – коммунистами или обычными разорившимися крестьянами. Гораздо проще отказать им в визах.

5.

Я записался на шоферские курсы в бывшем Екатерининском институте благородных девиц – теперь это здание называется «Центральный Дом Красной Армии».

Милая старушка-администратор оказалась местной выпускницей и, признав во мне «благородного человека», повела меня на экскурсию по роскошным залам и только что отремонтированным классным комнатам.

Красная Армия устроилась весьма неплохо: чего стоят полы из драгоценного паркета и мраморные лестницы! Кроме того, позади дома имеется столетний парк с прудами и велосипедными дорожками.

В ЦДКА вовсю шла работа по повышению культурного уровня бойцов и командиров Красной Армии, а также членов их семей: из классных комнат доносилось хоровое пение, игра на баянах и визг лобзиков. Из подвала слышались приглушенные выстрелы: там велись занятия по боевой подготовке, а в киноконцертном зале седой профессор читал лекцию «Боевые отравляющие вещества и способы борьбы с ними».

Я мысленно составил список кружков, в которые запишусь после окончания шоферских курсов. Лучше уж мастерить скворечники или плясать вприсядку – лишь бы не смотреть на убитое лицо Гали.

1.

Целый день Клим ездил по московским рынкам, чтобы написать статью об экономической ситуации в Москве.

Он разговорился с мужиком, продававшим конские хвосты, которые шли на изготовление мягкой мебели.

– Как же лошадь без хвоста будет? – удивился Клим. – Ее же мухи заедят!

Но мужик только пожал плечами:

– Сейчас все сдают коней на мясо. Тех, у кого есть лошади, называют кулаками и обкладывают дополнительным налогом. А если ты гол, как сокол, то в следующем году можно будет вступить в колхоз и получить трактор.

Что такое «колхоз» мужик не знал и не хотел знать.

– Ничего, проживем как-нибудь, – равнодушно сказал он. – Не может же Рассея взять и окочуриться?

«Еще как может», – подумал Клим.

Россия погибала частями: в Мировой войне сгинуло восемьсот тысяч человек, в Гражданской – десять миллионов, за время голода в Поволжье – еще пять. Это ж население целой страны вроде Румынии! Причем официальной статистике вряд ли стоило верить: потери наверняка были куда больше.

А что ждало СССР во время грядущей пятилетки, даже страшно было представить. Угроза голода и невероятных лишений была более, чем реальна.

2.

Клим приехал на шоферские курсы в самом угрюмом расположении духа. Занятия еще не начались, и будущие водители – молодые парни в рабочих спецовках – столпились перед запертой дверью в классную комнату.