– Я уже говорила, что могу сама о себе позаботиться, – глухо ответила Глориан. – Мой отец сказал, что, если бы он прятался всякий раз после покушения, ему пришлось бы замуровать себя в доме и давным-давно умереть.

Вулф нашел в себе силы улыбнуться, и лицо его смягчилось.

– И то верно. Позволь хотя бы проводить тебя до твоих комнат.

– Сама найду дорогу, – отрезала принцесса, ободренная его надежным присутствием. – Все хорошо, Вулф. Оставь меня.

36

Чудовище перенесли в старую кладовую, чтобы никто не увидел. Темная, словно смола, кровь засохла на столе, въелась в камень. Тунува вбирала в себя каждую подробность.

По голове его можно было принять за быка – не считая остывших после смерти глаз и рогов длиннее ее руки каждый. Изи Тамутен отпилила один для исследования и пришла к выводу, что его кость одета железной оболочкой. Тот же металл укреплял зубы и копыта, к тому же зубы, как и рога, были остроконечными. От разбухшего тела, от задних ног тянулся змеиный хвост.

Существо несло в себе скверну горы Ужаса.

Оно умирало в мучениях. Хотя тварь проклюнулась из яйца, как бы рождаясь впервые, что-то подсказывало Тунуве, что некогда она вела иную, мирную жизнь.

Тунува коснулась жесткой щетины на шее и не отпрянула, наколов пальцы. Волоски превратились в стеклянные иголки, часть их склеилась, впитав черные капли. Туша уже сейчас нестерпимо смердела, как будто в комнату прорвались подземные испарения.

Хидат всадила ему стрелу в глаз и еще одну туда, где предполагала сердце. Обе стрелы загорелись. Зверь завопил, забился, но все тянулся к ним и шипел раздвоенным языком. Он замер лишь после того, как Эсбар отсекла ему голову.

Изи в конце концов отыскала его сердце и извлекла из тела. Сейчас оно лежало на весах – маслянисто-черное, с красными потеками, словно камень из горы Ужаса.

Тунува не могла больше быть наедине с этой тварью. Она ушла на верхние уровни обители. На ладони и на пальцах у нее остались следы уколов, не спешившие заживать, как бывало обычно.

Эсбар работала в своей солнечной комнате, при свете лампы вставляла перо в тростинку. Под рукой лежала ее печать, рядом – узкий столбец письма. Наверное, доклады сестер с Юга. Тунува села на подлокотник кресла, поцеловала ее в лоб.

– Я пишу Апае, – пояснила Эсбар. – Королева Дарания должна знать, с чем мы столкнулись.

– Как ты это назовешь?

Эсбар покачала головой.

– Теперь я понимаю, почему мир назвал его Безымянным, – пробормотала она, и от ее шепота замигали свечи на столе. – Какое имя дашь такому зверю? Сколько, говоришь, таких камней вы насчитали с Хидат?

– Почти пятьдесят в одной только долине Яуда. Не менее двадцати в Эфси и столько же в Агарине.

– О Мать! – Эсбар обмакнула тростник в чернила. – Хорошо хоть вам не нужно теперь уезжать, мы и так знаем, что скрывают эти камни. Вопрос: только на Юге или в других странах тоже?

– Убить его оказалось не так уж трудно.

– Как и веретенного шершня – но задень их гнездо, и недолго протянешь на этом свете.

– Мы готовы, – проговорила Тунува с уверенностью, которой не находила в себе. – Мы можем вскрывать их прикосновением, как вскрыла я, и убивать, пока они не натворили бед.

Эсбар собрала морщины между бровями:

– Следуют ли они за Безымянным? Гонит их ненависть или голод? – Она сухим концом тростника постукивала по письму. – Скажи, Тува, ты еще можешь вызвать красное пламя – пламя горы Ужаса?

– Сагул нам запретила.

– Попробуй.

Тунува раскрыла ладонь. Вдали от испарений горы ей пришлось сосредоточиться.

Она очистила сознание, как делала, разминая тело после боя. Закрыв глаза, вообразила свою общность с деревом и сиден, соком струящийся в крови и ожидающий воспламенения.

Тунува впервые в жизни не оборвала связи. Она вплетала дерево в себя, отслаивая кору, древесину, глубже и глубже. Ощутив сопротивление, она вдохнула его в себя и нажала сильней, взломав какое-то потайное хранилище своего сидена, – и вот она смола, густая, насыщенная силой, в самой глубине ее существа. Магичка усилием воли направила сочную силу от плеча к кисти, проследила, как вздуваются жилы, и взяла в ладонь, где загудело наконец алое пламя, обжигая почти нестерпимо.

– Поддерживать его намного труднее, – сказала она. – Думаю, оно быстро меня выжжет.

– Я вчера его вызывала. Оно меня истощило. – Эсбар смотрела на огонь, свет призрачно обозначил каждую морщину на ее лице. – Мы сами подобны горе Ужаса. Подобны Безымянному.

Тунува загасила огонь:

– Мы всегда знали, что наша магия из той же колыбели.

– Может быть, пора спросить себя, почему так, – ответила Эсбар (на ее руках топорщились темные волоски). – Почему Огненное Чрево, рождающее хаос и разрушение, в то же время воспламеняет наше дерево, приносящее только жизнь и защиту?

– Этого я не знаю, но я знаю Мать. Наш дар от нее. Не от врага. – Тунува обхватила щеки ладонями. – Эсбар, ты несешь в себе слишком много тени. Не теряй веры, любимая.

Эсбар, кивнув, сцепила пальцы.

– Прости. Мне тяжело видеть Сагул в такой немощи, – сказала она. – Никак не уговорю ее поесть.

– Позволь, этой ночью я о ней позабочусь. Тебе нужно поспать.

По коридору простучали шаги. Обе подняли голову и взглянули на стоящую в дверном проеме Хидат.

– Сделано, – сказала та с усталостью, отразившейся во взгляде. – Эсбар, ты передашь настоятельнице?

Эсбар вытерла уголок глаза.

– Что передать?

– Разве она не говорила с тобой о карментском мальчике?

Тунуве показалось, что все ее тело до самых кончиков пальцев превратилось в сердце.

– Анайсо, – сказала она. – Что с ним?

– Настоятельница прикована к постели. – Эсбар встала. – Она с тобой говорила?

– Она заходила ко мне в оружейную. Выглядела слабой, но… – На лице Хидат проступила тревога. – Настоятельница сказала, что пришла к окончательному решению: Анайсо из Карментума должен умереть ради безопасности обители. Сказала, что ничего другого не остается.

Тунува уставилась на нее. В груди теснило.

– Когда это было? – медленно спросила Эсбар.

– Не более часа назад.

– Час назад я была при ней, Хидат. Я не отходила от нее с рассвета до сумерек.

– Тсс! Сию услышит. – Тунува закрыла дверь. – Именем Матери, Хидат, он действительно мертв?

– Тува, даю слово, мне приказала настоятельница, – с совершенной убежденностью ответила Хидат. – Просила не откладывать и держать все в тайне.

– Или ты говоришь правду, а я лгу, – процедила Эсбар, – или наоборот. Или же мы обе лишились ума. Сагул до сумерек не вставала с постели. Потом с ней осталась Денаг.

Она упала в кресло и добавила:

– Это сломит Сию.

– Хидат, как ты это сделала? – спросила Тунува, тяжело сглотнув.

– Ядом, без боли. Он все в той же комнате. Клянусь Матерью, я всего лишь исполнила волю настоятельницы. – Хидат понурила голову. – Если я ошиблась, сестры, молю о прощении.

– Обложи его тело льдом, – безжизненным голосом приказала Эсбар. – Дверь запри и ключ принеси мне.

Когда Хидат ушла, в комнате повисло молчание.

– Сагул без моей