Вот и представь, как тебя государь возвысит, если с твоей помощью его исцелить получится!

— Ох, молчи, дурень! — зло ощерился старик. — Много ты понимаешь! Лучшие — слышко, лучшие! — лекари бились, ан ничего у них не вышло! И отеческие, и иноземные! Лекарство — то палка о двух концах. Исцелишь — слава тебе и почет. А не сдюжишь — полное посрамление! Вникаешь? Позор и поруха! Государь-то, может, и простит. А вот окольничие не простят… Но ежели Федору Алексеичу еще и хуже станет — тут одним позором не отделаешься. Тебя с твоим лекарем враз на дыбу отправят… Да и мне аукнется.

И боярин ушел в причитания. Дурной, если честно, тоже чуток взбледнул. Он был уверен, что хуже Олеша не сделает. Но вдруг царю поплохеет по каким-нибудь своим причинам?

— Ох, молись, Сашко, — Волынский, будто, подслушал мысли Большака. — Молись всем демонам, каких вы там у себя чтите, чтобы всё это просто забылось…

Не забылось.

Государственная машина в Москве была малоподвижной, работала со скрипом, но работала. Особенно, когда царь проявлял настоящую волю к достижению цели.

Через два дня после Выхода, к дому Волынского явились государевы посланники с приказом: привести во дворец китайского лекаря.

— Я с радостью поеду помочь русскому царю, — с улыбкой, на хорошем русском ответил Олеша (он даже «р» уже сносно выговаривал). — Но только вместе с Сашко Дурным.

На это вздевшие брови посланники заявили, что это не ему решать. Но Хун Бяо с обескураживающей улыбкой возразил, что как раз именно ему. Посланники моментально сменили удивление на гнев и в грубой форме поинтересовались… что-то вроде: китаец, ты чо, бессмертный? На что Хун Бяо с легкой грустью в голосе ответил, что истинного бессмертия он еще не достиг. И, конечно, понимает, что почтенные господа сильнее и легко смогут убить бедного даоса, взыскующего мудрости… Но что они потом будут делать с мертвым лекарем?

Диалог длился довольно долго. Всё это время хозяин дома выкрутил свою притворную немощность на максималку и не отсвечивал, готовый притвориться мертвым опоссумом в любой момент… Но в итоге, красные, как запрещающие сигналы светофора, посланники усадили Олешу и Дурнова на коней и повезли обоих в Кремль.

— Бяо, дружище, надо очень постараться! — тихонько накручивал друга Большак. — Конечно, было б здорово, если ты совсем сможешь его вылечить. Но самое главное — чтобы он, хотя бы, почувствовал облегчение. В короткий срок.

Они не раз уже разговаривали на эту тему. Олеша давно был посвящен в эту часть плана Дурнова и старательно интересовался «историей болезни пациента Романова Ф. А.». К сожалению, беглец из будущего почти ничем не мог помочь. Он знал, конечно, базовую теорию: скорее всего, Федор страдал от того, что его организм плохо усваивал витамин С, что болезнь это наследственная, и что получил ее царь, вероятно, от матери из рода Милославских. Но как это объяснить китайцу XVII века? Что такое витамины? Тут и сам-то не понимаешь… Ну, полезные вещества. Хотя, ладно, именно с витамином С попроще — это аскорбиновая кислота. Но вопрос-то не снимается! Что такое аскорбиновая кислота? Дурной даже формулы не знал, однако формула всё равно ничего не меняла. Непонимание сохранится. Полное! И это не единственный вопрос. Как не усваивается? Почему не усваивается? Что, значит, наследственная болезнь? А главное, как ее можно преодолеть?

Так что разговоры были долгими, но малополезными. Дурной мог лишь предположить, что, частично проблему можно решить через диету. Если есть побольше продуктов с витамином С (лимоны-апельсины, капусту и, конечно, ягоды) — то и усвоится его побольше. Хотя, не факт.

Оставалось надеяться, что китайская медицина опирается на собственную систему диагностики заболеваний. И Хун Бяо поймет суть недуга в своей терминологической системе. А еще — сможет найти… ну, например, секретные точки на теле, которые откроют запертые «шлюзы», и витамин С хлынет в измученный организм царя Федора.

Глава 61

В Кремле их волнительные ожидания снова не сбылись: лекаря и его друга не повели прямехонько к государю на осмотр. В одной из палат черноруссов выставили пред суровые очи князя Никиты Ивановича Одоевского. Одоевский возглавлял Аптекарский приказ. Целый приказ, главной задачей которого было обеспечение здоровья одного человека. Целый приказ, который с этой задачей справлялся… хреново. И, конечно, его глава весьма ревниво отнесся к каким-то внезапным выскочкам.

Так что возле Одоевского рядком расселись гордые от собственной значимости медикусы Блюменрост и Костериус, Зоммер и Еглер, а также доктор Михайло. В пять скептически искривленных ртов они принялись экзаменовать щуплого даоса. Разумеется, исходя из своей, европейской медицинской картины мира.

Это была беседы глухого с немым. Олеша просто не понимал, о чем его спрашивают.

— Да ну о чем вы? — не выдерживал периодически Дурной. — Какой Аристотель? В Китае о нем понятия не имеют. Там медицина развивалась своим путем.

— О каком можно говорить развитии, если там не ведают мудрости Аристотеля? — картинно вздыхал Костериус. — Даже мусульмане чтут его мудрость.

— Да вы, в Европе, только от мусульман про Аристотеля и узнали…

Экзамен заходил в тупик. Медикусы желали не изучить методы работы даоса, а доказать, что тот ничего не может. И благодаря разнице в понятийной базе, сделать это было нетрудно. С точки зрения попугая, рыба совершенно неспособна к передвижению. Периодические призывы Дурнова вернуться к матушке логике эффекта не возымели…

— Хватит!

Низенькая дверь, требующая поклона, отворилась без скрипа, и в палату вошел царь. Похоже, он был главным зрителем этого спектакля. Федор Алексеевич прошел к месту экзекуции — медикусов с их стульев, как ветром сдуло. С тяжким стоном молодой, чрезмерно бледный мужчина опустился на один из них.

— Как бы ты стал меня лечить, целитель? — устало спросил он.

Дурной уже видел монарха на приеме, но почему-то только сейчас прочувствовал, что перед ним сидит историческое лицо. Настоящее и живое! Которое мучается от боли и не может перестать надеяться, что когда-нибудь его страдания прекратятся. Хотя бы, частично. Даже перед Канси беглец из будущего подобных чувств не испытывал. Китайский император (как и царь двумя днями назад) был для него просто фигурой, а не человеком. Теперь же… Теперь Дурной заробел, по-настоящему проникнувшись особенностью момента.

А вот Олеша был спокоен, как скала.

— Если ты позволишь, государь, то прежде я изучу тебя. Уложу на долгое время, чтобы силы твои пришли в норму.