Лежавшее на столе тело вдруг поднялось и стало ощупывать окружающее пространство. Вдруг мы услышали странный звук. У меня язык не поворачивается назвать его "голосом", настолько это было ужасно; не столько своим тембром и даже не сутью сказанного — он всего-навсего крикнул: "Прыгай же, Рональд, ради всего святого, прыгай!" Ужас внушал источник этого звука, который располагался в большом чане под крышкой, стоящем на тусклой горелке в окутанном черными трепещущими тенями углу.

Год назад, после исчезновения доктора Герберта Веста, полиция Бостона подробно допросила меня об особенностях нашей совместной многолетней работы и обстоятельствах последней встречи. Полицейские подозревали, что я о многом умалчиваю, вероятно, даже догадывались об истинных причинах моей скрытности: я не мог рассказать им всю правду просто потому, что они мне не поверили бы. Они знали, что деятельность Веста была связана с такими вещами, которые обычному человеку трудно вообразить. Мой коллега с увлечением и самоотдачей занимался исследованием природы жизни и смерти и при этом ставил эксперименты на человеческих трупах, пытаясь их реанимировать. Держать столь активную деятельность в полном секрете от окружающих было невозможно. Что касается последней катастрофы, свидетелем которой я оказался, то ее обстоятельства были настолько чудовищны и невероятны, что я и сам не уверен в реальности происшедшего.

Долгие годы я являлся самым близким другом Веста и его тайным помощником. Познакомились мы очень давно, еще во время учебы на медицинском факультете, и я с самого начала принимал участие в его жутких исследованиях. Вест медленно, но верно совершенствовал свое изобретение — оживляющий раствор, который вводился посредством инъекции в тело недавно скончавшегося человека и возвращал покойного к жизни. Для работы над ним все время требовался свежий экспериментальный материал, причем в большом количестве. Чтобы его добыть, нам приходилось идти на самые отвратительные поступки. Но даже это было не самым страшным. Куда ужаснее оказались жуткие твари, созданные Вестом в результате неудачных опытов, — несколько ходячих груд мяса, оживленных мертвецов, безумных, бесчувственных и тошнотворных, лишенных всего человеческого. В этих неудачах не было ничего удивительного: сознание и разум можно восстановить только в очень свежих телах, поскольку клетки головного мозга весьма чувствительны и начинают разрушаться при первых признаках разложения.

Необходимость постоянно добывать мертвые тела для экспериментов в конце концов привела к нравственной гибели Герберта Веста. Найти свежий труп и заполучить его в свое полное распоряжение было непросто. В итоге настал день, когда Вест вцепился в живого и совершенно здорового человека и использовал его тело для опытов. Борьба, укол и сильнодействующий алкалоид превратили его в труп первой категории; эксперимент удался. Результат был недолговечен, но запомнился мне на всю жизнь. С тех пор душа Веста огрубела и будто иссохла, взгляд стал тяжелым. Он оценивающе поглядывал на людей крепкого физического здоровья и высокой нервной организации. К несчастью, я сам обладал первым качеством и с некоторых пор стал до смерти бояться своего друга, поскольку заметил, что он и на меня порой бросает плотоядные взгляды. Посторонние люди ничего не замечали, зато я все видел, чувствовал и понимал.

После исчезновения Веста у многих возникли нелепые подозрения на мой счет. На самом деле мой друг боялся гораздо больше, чем я. Ведь гнусное дело, которому он посвятил свою жизнь, требовало скрытности и постоянных ухищрений. Неудивительно, что даже собственная тень заставляла его вздрагивать. Отчасти он боялся полиции, но гораздо чаще его маниакальный страх имел куда более смутные причины, связанные с ужасными тварями, которых он некогда реанимировал, принудив к противоестественному, мучительному существованию, в ряде случаев так и не прекратившемуся. Обычно в подобных ситуациях Вест прибегал к помощи револьвера, но нескольким тварям все же удалось ускользнуть. Во-первых, мы ничего не знали о судьбе нашего первого подопытного; на месте его могилы обнаружили странные следы, будто кто-то рыл землю. Во-вторых, было живо тело профессора из Аркхема, которое совершило несколько актов каннибализма. Его поймали и, не опознав, упрятали в сумасшедший дом в Сефтоне, где оно в течение шестнадцати лет колотилось головой о стены. Говорить о других выживших и вовсе не поворачивается язык: в последние годы благородный научный интерес Веста превратился в патологическую, кошмарную манию. Он бросил все силы на оживление отдельных фрагментов человеческих тел, а также частей, приживленных к другой органической материи, уже не человеческой. К тому моменту, когда Вест исчез при таинственных обстоятельствах, его работа превратилась в бессмысленный и омерзительный садизм; о многих экспериментах я даже намекнуть не могу в печати. А Первая мировая война, в которой мы оба участвовали в качестве хирургов, лишь усилила маниакальные наклонности Веста.

Называя его страх перед собственными творениями "смутным", я хочу сказать, что это чувство имело сложную и противоречивую природу. Отчасти оно происходило от сознания, что эти чудовища по-прежнему существуют на свете, а отчасти — от понимания того, какие страшные увечья они могут нанести своему создателю, если обстоятельства сложатся неудачно. Исчезновение подопытных усугубляло ситуацию: Весту было известно местонахождение только одного — несчастного узника сумасшедшего дома. И еще более странное чувство страха, совершенно особое, возникло у моего приятеля после любопытного эксперимента, проведенного в 1915 году в госпитале канадской армии. Во время ожесточенного боя Вест реанимировал майора сэра Эрика Морланда Клапама-Ли, кавалера ордена "За безупречную службу", нашего общего коллегу-врача, который располагал достаточными сведениями об экспериментах Веста и мог при необходимости воспроизвести его опыты. Голову майора отделили от тела, чтобы выяснить, способно ли туловище к какой-либо самостоятельной квазиразумной деятельности. За секунду до того, как здание госпиталя было уничтожено германским снарядом, стало ясно, что эксперимент удался. Обезглавленное туловище произвело ряд вполне осмысленных движений. Как бы дико это ни звучало, мы с Вестом оба были совершенно уверены, что отсеченная голова трупа, лежавшая в самом дальнем и темном углу лаборатории, при этом издавала членораздельные звуки. Разрыв снаряда милосердно прервал тошнотворную сцену. Однако Вест явно предпочел бы иметь больше уверенности в том, что мы с ним оказались единственными, кто выжил. Он нередко высказывал леденящие душу предположения относительно того, что мог делать, оказавшись на свободе, безголовый врач, умеющий реанимировать мертвых.

Последняя штаб-квартира Веста располагалась в очень изящном старинном особняке, окна которого выходили на одно из старейших кладбищ Бостона. Причины, по которым Вест решил поселиться здесь, имели символический и отчасти эстетический (как это ни странно звучит) характер — большинство захоронений на этом кладбище были сделаны еще в колониальную эпоху, а потому не могли принести никакой пользы естествоиспытателю, нуждающемуся в исключительно свежих трупах. В секретной лаборатории, которую бригада рабочих, специально привезенных из другого города, устроила под домом, ниже подвального помещения, имелась большая кремационная печь. Она позволяла бесшумно и незаметно избавляться от трупов, отдельных частей человеческих тел и их синтетических симуляторов — одним словом, от всего, что оставалось после безумных экспериментов и богопротивных развлечений владельца.