Но Карам ни о чем не должен подозревать, пока Салман не перевезет свои вещи в надежное место. Самое главное — тетради. В двух из них было все то, чему он научился за время работы в ателье Хамида: технические приемы и советы мастера, рецептура чернил, состав и секреты красок и корректирующих карандашей. Но особенно дорожил он третьей тетрадью, где Нура записывала ответы на его вопросы, которых, после знакомства с биографией Ибн Муклы, у него становилось все больше. Нуре нравилось помогать Салману: ей доставляло удовольствие рыться в библиотеке мужа, да и время за книгами летело быстрее. Салман с жадностью выслушивал все, что она рассказывала ему о каллиграфах, каллиграфиях и секретах старых мастеров. В благодарность он так нежно целовал ей пальцы и мочки ушей, что Нура не выдерживала и кидалась к нему в объятия.

— С такой учительницей трудно ограничиться одними вопросами, — смеялся Салман.

До своей квартиры он добрался только в половине второго. Открыл окна и двери, подмел и протер влажной тряпкой пол, поставил на стол блюдо со свежими кексами и вскипятил воду для самого лучшего чая, какой только нашел у торговца с Прямой улицы, как раз напротив поворота на рынок специй Сук-аль-Бусурия.

Сердце Нуры забилось, лишь только она увидела Салмана. Он стоял, прислонившись к двери своей квартиры на левой стороне прямоугольного Двора милосердия. Улыбнувшись, он пошел ей навстречу, несколько торжественно и сдержанно поздоровался и, по обычаю гостеприимства, первой пропустил в дом.

Нуру удивила царившая в комнатах чистота и безукоризненный порядок. Салман прочитал это в ее взгляде.

— Всего-то дел было на два часа с четвертью, — усмехнулся он.

Потом снял с гостьи пальто и застыл, любуясь ее новым платьем.

— Ты похожа на фотографию из модного журнала, — заметил он, обнимая ее.

Нура хотела поблагодарить за комплимент, потому что сшила это платье сама, но губы оказались заняты другим. Они опомнились лишь в постели, голые и потные.

— Ты забыл запереть дверь? — испугалась Нура.

— У нас не запирают дверей, и до сих пор ни у кого ничего не пропадало, — ответил Салман.

Нура задумчиво смотрела на юношу, пока они пили на кухне чай.

— Нам надо бежать из Дамаска, — сказала она. — С тех пор как я тебя полюбила, жизнь с ним стала невыносимой. Здесь у нас нет будущего. Он убьет нас. Но мы найдем место, где сможем спокойно любить друг друга день и ночь. — Она улыбнулась своей наивности. — Разумеется, мы еще будем зарабатывать на жизнь. Я умею шить, а ты — делать каллиграфии.

Салман молчал. Соблазнительная картина, обрисованная Нурой в нескольких словах, шокировала его.

— А если они все-таки до меня доберутся, — продолжала она, — ни минуты не пожалею о том, что была счастлива с тобой хотя бы неделю.

— Они нас не найдут, — уверенно возразил он. — Мы будем жить как можно незаметнее, и чем больше город, тем это легче.

— Алеппо, — предложила Нура. — Второй по величине город Сирии.

Салман предложил Бейрут, потому что слышал, что именно в ливанскую столицу стекается большинство изгоев мусульманского мира, но она переубедила его тем, что для отъезда за границу нужно будет оформлять много документов, кроме того, в Алеппо замечательная кухня, и в этом отношении он даст фору и Дамаску, и Бейруту.

— Мне нужны две твои фотографии паспортного формата, на которых были бы видны оба уха.

— Оба уха? — удивился Салман. — Тут паспортного формата будет маловато, нужно панорамное фото.

Несмотря на напряженную обстановку за столом, Нура так захохотала, что подавилась и закашлялась, поставив чашку на стол. Смех Салмана словно очистил ее сердце. Он был сухой и беззвучный, как у астматика, а не звонкий и заливистый, как обычно. Нура случайно сдвинула с места стул, и тот, как ей показалось, тоже радостно скрипнул. «Он даже стулья заражает своим весельем», — подумалось Нуре.

— Кстати, о фотографиях, — продолжила она, успокоившись. — Очень тебе советую забрать все негативы снимков книги Хамида, пока это не сделал Карам. Я вспомнила о них прошлой ночью. Мой муж говорил о взломе шкафа в его ателье несколько дней назад. Он упомянул, что в той книге — история каллиграфии, со всеми ее техническими премудростями, философией и прочим. Ты рисковал всем и имеешь на это право. Кто знает, возможно, тебе это еще пригодится.

— Но что мне сказать фотографу? — недоумевал Салман. — Негативы принадлежат Караму, он оставил их у него на хранение на случай, если станут обыскивать его дом.

— А фотограф хорошо знает Карама? — спросила Нура.

— Они почти не знакомы, — ответил Салман. — Он живет в Новом городе. Карам не хотел приглашать того, кто его знает.

— Отлично, значит, ты позвонишь ему, представишься Карамом, скажешь, что тебе нужны негативы и что ты пошлешь за ними свою жену. Ее зовут Айша, а число снимков — двести десять — пусть будет паролем. Опиши ему, если это потребуется, мои волосы и скажи, что я ношу очки.

— Очки? — удивился Салман.

— Это одна из тайн жены каллиграфа, — рассмеялась Нура. — Подождешь меня в каком-нибудь переулке, и я передам тебе пакет с негативами.

На прощание они поцеловались. В дверях Нура обернулась.

— Мне нравится, что у тебя такой порядок, — сказала она. — Ты будешь отличным мужем такой занятой швеи, как я.

Поворачивая с переулка Аббара на Прямую улицу, Нура засомневалась, правильно ли она поступила, ни слова не сказав Салману о письмах, которые ей шлет навязчивый соблазнитель. Каждый раз, когда она собиралась об этом заговорить, ей что-то мешало. Словно язык проталкивал эти слова обратно в горло, и она, пересилив себя, снова проглатывала их. Она утешала себя тем, что всегда успеет поднять эту тему. Сейчас ей предстояли другие, более сложные дела, при мысли о которых Нура сжала в карманах кулаки. Она решила идти до конца, что бы ни случилось.

Когда спустя два дня Салман въехал в ворота Двора милосердия на велосипеде, на ухабах подпрыгивал привязанный к багажнику пакет. У дверей своей квартиры юноша приветствовал соседа Бараката.

— Это съедобно? — кивнул на пакет пекарь.

— Нет, это для души, — засмеялся Салман.

— Тогда оставляю его тебе и желаю приятного чтения, — ответил сосед.

Дома Салман открыл большой чемодан, который купил на случай отъезда. Он был пуст. Юноша взвесил в руке тяжелый пакет и, не распечатывая, положил в чемодан.

Лишь спустя два месяца он поинтересовался содержимым пакета и остолбенел, осознав, какое тайное и опасное знание оказалось в его руках.

При следующей встрече он поделился с Нурой подозрениями, что Карам нарочно толкнул их в объятия друг другу. Юноша выглядел подавленным.

— Ну и что из того? — улыбнулась Нура. — Если бы я тебя не полюбила, у него все равно ничего бы не получилось. Давай предоставим всем им, Караму, Бадри, Хамиду, знающим и несведущим, чистым и нечистым, заниматься своими делами, а сами останемся при своем, — решительно заключила она.