слушал, как она рассказывает о том, как провела день с мамой и Итаном, как Ария удивила ее тортом и подарком. Я наблюдал за тем, как она энергично рассказывает о своем дне, держа в руках картошку фри, наверное, минут пять, а кетчуп уже успел стечь, и не мог придумать ничего лучше.

Луна могла бы рассказать мне о чем угодно, считать от нуля до бесконечности, сидеть молча и рассказывать о своих экзаменах, и это было бы самое захватывающее, что я когда-либо слышал.

В третий раз она обмакнула уже остывшую картошку фри в горшочек с кетчупом, который принес нам Руди.

Я подумал, что лучшего места для празднования ее двадцатого дня рождения не найти. Конечно же, Луна поставила на стол свою дополнительную миску с оливками, которая уже была пуста.

Я так любил эту девушку, но я никогда не подружусь с оливками.

Никогда.

— Знаешь, еще несколько недель назад я бы с нетерпением ждала этого дня, когда мы наконец-то снова съедем от тебя.

Объяснила она, и я понял, почему она так смотрит, потому что чувствовала себя точно так же.

Сначала мне было все равно, но потом я понял, что начинаю ревновать, когда она находится рядом с Лэндоном или тем парнем, Тайлером. Когда я видел ее, мне становилось тепло на сердце. Эти пошлые бабочки заполняли мой желудок, когда она стояла утром перед кофеваркой в пижаме, с растрепанными волосами и готовила себе чашку какао.

Чем дальше, тем больше я отгонял от себя мысль о том, что они с Руби не будут жить с нами вечно.

— Да, я знаю, но мы живем всего в десяти минутах езды друг от друга. — Попытался я спасти испортившееся настроение.

Переезд должен был состояться в среду.

На следующий день после дерьмовой «Гала-концерта».

— Но не пройдет и двух секунд, как я обернусь и увижу, что ты лежишь рядом со мной. — Удрученно сказала Луна, наконец-то откусив кусочек картошки фри.

Она скривила лицо, когда откусила кусочек.

— Холодная?

— Мгм…

— У нас осталось четыре ночи. Мы оба учимся в одном колледже, я могу заехать за тобой утром, отвезти тебя домой после колледжа, и ты можешь переночевать у меня, а я у тебя.

Я старался извлечь из всего этого переезда только хорошее.

Конечно, все это не шло ни в какое сравнение с тем, как мы жили последние несколько недель. Но у нас все получилось и все получилось.

У меня была Луна, а у нее — я.

Я заплатил за наш обед, и на этот раз Руди разрешил нам заплатить.

Луна подкупила его, потому что это был ее день рождения, и она сказала, что это ее самое большое желание, чтобы он разрешил нам заплатить за еду.

— У меня есть для тебя кое-что еще, Луна.

Руди побежал на кухню и вернулся с фотографией в руках. Не глядя на нее, я понял, что это за фотография.

Самая ужасная фотография на свете.

Эта фотография была такой же плохой, как и та, на которой Чарльз был изображен на хоккейном матче в день рождения Пейсли.

— Если Уэстону понадобится возразить тебе, покажи ему эту фотографию. Этого шантажа будет достаточно. — Засмеялся он и протянул фотографию Луне.

На фотографии мне было лет тринадцать, на мне был фартук из закусочной, который был мне слишком велик, две картофелины фри во рту, похожие на огромные зубы вампира, и кетчуп на носу.

— Думаю, это моя новая любимая твоя фотография. — Улыбнулась Луна, подталкивая меня локтем.

— Не думаю. — Иронизировал я, вспоминая тот момент, когда была сделана фотография.

Был Хэллоуин, школа закончилась рано, и я был в ресторане «У Руди». Пока Руди нарезал помидоры и огурцы для бургеров, я на кухне запихивал в рот сырую картошку, надевал фартук и размазывал кетчуп по носу, чтобы напугать его.

— Эй, ты что, не слышал, Руди? Ты не можешь говорить со мной в ответ.

Луна поблагодарила его и продолжала смотреть на фотографию, пока мы шли к выходу.

— Эту фотографию я повешу в своей комнате.

Я взял руку Луны в свою, и мы пошли к выходу, пока она резко не остановилась и не посмотрела в шоке на дверь, когда в закусочную вошел мужчина.

Я никогда не видел ее такой потрясенной, почти испуганной, как сейчас. С ее лица исчезли все краски.

Ее обычно красные щеки были бледными.

На ее лице не было ни единой эмоции.

Ничего.

Я проследил за взглядом Луны, и она уставилась на стройного мужчину с каштановыми волосами, между которыми виднелась седина, как и в его бороде.

— Луна. — Сказал незнакомый мне мужчина.

Она крепче сжала мою руку, и я почувствовал, как кровь сжимается.

— Папа. — Выдохнула она.

Почему это должно было произойти именно в день ее рождения?

Именно тогда, когда день рождения проходил хорошо. Она что-то делала с мамой и Итаном, мы ходили ужинать, и кто знает, что еще мы делали бы дома, и почему этот человек, тот, кто заставил ее думать, что она должна умереть, и ненавидеть свой день рождения, должен был стоять здесь, перед нами.

— Что ты здесь делаешь? — Пробормотал папа Луны между усов, зарывая руки в карман пиджака.

— Празднуем мой день рождения.

Она застыла рядом со мной, как робот, который может просто говорить, не показывая никакой реакции или эмоций.

— Вот черт, надо было тебе позвонить.

Он почесал затылок и вытер бороду руками, которые только что были в карманах пиджака.

— Неделю назад ты тоже не позвонил. Так что один дерьмовый день все равно не имеет значения.

Я никогда не слышал такой ненависти и в то же время такого страха в голосе Луны. Я чувствовал себя таким беспомощным, потому что ничего не мог сделать. В конце концов, я не мог потащить ее за собой и уйти из закусочной.

Она сама должна решить.

— Луна, пожалуйста, не говори так. У меня очень много дел. Подготовка команды, переезд сюда из Чикаго, и…

Она не дала ему договорить.

— Взять под контроль свою проблему с алкоголем или подавить ее, чтобы снова грохнуться с моста?

Я понял, что у меня есть крутая девушка.

Я любил ее.

— Луна. — Смущенно выдохнул он ее имя.

Старик не мог вымолвить ничего, кроме ее имени. Если бы я был на его месте, то после фразы Луны я бы и этого не вымолвил.

Этой фразой она не только вырвала бы у меня самолюбие, но и голосовые связки.

— Нет, оставь это.

Она сделала