типичные для среднего юноши или девушки их возраста, характерны для них самих, образы собственного «Я» оказались гораздо тоньше и, если угодно, нежнее группового «Мы». В частности, юноши считали себя менее смелыми, менее общительными и менее жизнерадостными, зато более добрыми и способными понять другого человека, чем их воображаемый среднестатистический ровесник (Кон, Лосенков, 1974; Кон, 2005). Сходная тенденция обнаружена и у юных французов. Интимный образ «Я» всегда отличается от того образа, который мальчик демонстрирует на публике, выставляет напоказ, он менее гендерно-стереотипен. Живой мальчик из плоти и крови не чувствует себя стандартно «настоящим».

Отсюда и чувство своей «непонятности». Стоит любому, самому беззаботному и общительному мальчишке, сказать, что он веселый только снаружи, а на самом деле грустный и задумчивый, как он поразится вашей проницательности и, возможно, попытается открыть душу. Однако делать этого не следует. Внутренний мир подростка крайне раним, и залезать к нему в душу просто из любопытства, с зонтиком и в галошах – то же самое, что делать кому-то полостную операцию, чтобы посмотреть, что там внутри. К тому же легко достигнутое доверие еще быстрее испарится.

Одного мальчика открытие своей необычности пугает, а другого радует. Творческий мальчик не только лучше других осознает свою индивидуальность, но и выше ценит ее.

«Я замечал, что не похож на других, сам не зная, дурно это или хорошо, и это меня пугало» (Франс, 1959. Т. 7. С. 498).

«Все детство и юность я страстно и безнадежно мечтал о своей комнате, где жил бы один, в четырех стенах, в которых я почувствовал бы себя личностью, обрел бы самого себя <…> Помню, как пронзали меня слова, в которых не было ничего обидного:

– Правила одни для всех… Вечно ты выделяешься… Разве ты не такой, как все? Из того же теста сделан…

Мне казалось, что во мне достойно интереса именно то, чем я отличаюсь от других» (Мориак, 1986. С. 47).

«Стоило мне услышать "ты должен", как во мне все переворачивалось и я снова становился неисправим» (Гессе, 1987. С. 36).

«Я никогда не был волчонком в стае, я держался в стороне от стаек, в которые собирались мои сверстники, и очень любил читать. И вот в 15 лет, читая том за томом Шекспира, которого я одалживал у соседей по коммунальной квартире… я натолкнулся на следующий эпизод. Сперва выступает Брут и очень убедительно, красиво доказывает, что надо было убить Цезаря, чтобы восстановить добрые нравы в Республике. Затем выступает Антоний. Сперва он присоединяется к Бруту, хвалит его, а потом поворачивает настроение так, что толпа, только что рукоплескавшая Бруту, уже ненавидит его, и Бруту приходится бежать. Я с огорчением увидел, как сперва поддался на демагогию Брута, а потом на демагогию Антония, и это меня возмутило. Тогда я решил, что в прочитанном мною надо поискать какие-то фразы, идеи, слова, которые я никому не отдам, которые я чувствую, как глубинное мое. Может, я не совсем так формулировал, но я начал искать такие фразы, прежде всего, у Шекспира. Например, с тех пор у меня врезался в сознание ответ Гамлета Розенкранцу и Гильденстерну: "Вы можете меня расстроить, но не играть на мне". <…>

В 17 лет я заканчивал школу и должен был написать сочинение на тему "Кем быть". Я с первого шага отбросил то, что мне следовало делать, т. е. выбрать свое место в сложившейся системе, написать, что я буду врачом, инженером, учителем и т. д. Мое сочинение начиналось, я помню, со слов: "В детстве я хотел быть извозчиком, а потом солдатом". А заканчивалось словами: "Я хочу быть самим собой". Естественно, учитель меня отчитал, но я остался при своем…» (Померанц, 2008).

Интересный источник для понимания гендерных различий – интимные дневники. Появление потребности зафиксировать события собственной жизни и начать внутренний диалог тесно связано с развитием самосознания и предполагает наличие некоего коммуникативного дефицита, рождающего, как писал пятнадцатилетний Добролюбов, потребность «поговорить… хоть с самим собой, за недостатком другого собеседника, который бы с участием выслушал мои признания» (Добролюбов, 1964. Т 8. С. 435). Эта потребность возникает и реализуется у девочек значительно раньше, чем у мальчиков. Среди опрошенных в 1970 г. ленинградских старшеклассников на вопрос: «Вели ли вы когда-либо дневник?» – утвердительно ответили свыше половины девочек и лишь 12 % мальчиков (Кон, 2005). Эту тенденцию подтверждают практически все исследования по истории и психологии дневников.

Девочки чаще и раньше мальчиков начинают вести дневники и делают это систематичнее, а девичьи дневники гораздо более интимны. Как правило, это описание и анализ собственных чувств и переживаний, особенно любовных, сплошной разговор с собой и о себе. В этом смысле они довольно однообразны. Девичий дневник – средство не только внутренней, но и внешней коммуникации. Девочки охотно показывают свои дневники подругам, а при случае и мальчикам.

Юношеские дневники встречаются значительно реже, они более разнообразны и предметны, в них шире отражаются интеллектуальные увлечения, интересы и практическая деятельность авторов, зато свои эмоциональные переживания мальчики описывают более скупо и сдержанно. Очень часто мальчик начинает вести дневник, но быстро его забрасывает. Постоянно ведут дневники преимущественно одинокие или склонные к литературным занятиям мальчики, для которых ведение дневника служит профессиональной школой. Показывать свои дневники посторонним мальчики не любят, это знак очень высокого доверия.

«Время – начинаю про жизнь свою рассказ. Мне 13 лет, я ученик 7-го класса».

«Вот и я начинаю новую летопись своей жизни. Две потрепанные, распухшие от мыслей книжки легли на полки, в безмолвии храня все мои прошлые тайны… И вот еще одна» (пятнадцатилетний мальчик).

По правде говоря, мыслей в первых двух тетрадях этого дневника почти нет, в основном это краткая сводка событий да рассказ о первых влюбленностях, которые, собственно, и побуждают автора задумываться о себе. Тем не менее, самому ему все это кажется значительным.

Много интересного таит открытие множественности своего «Я».

«Трудно мне сейчас жить, но интересно. Будто я играю интересную роль в кино: двоечника – лирика – башковитого парня. Иногда мне кажется, что я не я, а только интересная роль, которая кончится, и я без всяких затруднений очень просто уеду жить своей жизнью!» (четырнадцатилетний мальчик).

Некоторые гендерные особенности сохраняются и в современных интернет-дневниках – блогах, хотя эта форма интимно-публичного общения качественно отличается от «классических» дневников и журналов (Magnuson, Dundes, 2008). Специальные исследования, в частности Pew Internet amp; American Life Project (2007), показывают, что количество