Никакого вторжения не случилось — напротив, вновь прибывшие выглядели скорее как несчастное Моисеево племя, сорок лет бродившее по пустыне. По всему выходило, что люди эти в самом деле изрядно натерпелись, да что там — пережили трагедию, и, чтобы опровергнуть обидные слова чиновницы из Майбаха, надо было срочно проявить себя с лучшей стороны. Как-то восстановить баланс, показать радушие. А проще говоря — побыстрее всех накормить.

Ради этой без сомнения благородной цели одна группа добровольцев немедленно бросилась выгружать новые компоты и лечо из грузовика, а другая с такой же точно готовностью встала на раздачу, и спустя каких-нибудь четверть часа даже тем, кто не пригодился и никак поучаствовать не успел, упрекнуть себя больше стало не в чем. Гости были голодны, непривередливы и благодарны, очередь двигалась живо и даже весело, худенькая девчонка в джинсах заполняла казенный список. Ружья, давно позабытые, свалены были кучкой возле кабины рефрижератора. В общем, все как будто вернулось к норме, на радость строгой чиновнице. Хотя сама она, к слову, за раздачей следить не стала, обычных своих речей не произносила и вообще казалась непривычно погасшей, а в какой-то момент и вовсе отвернулась и отошла, как если бы потеряла к происходящему всякий интерес. Может, и к лучшему — без нее все-таки было как-то легче. И потом, норма выдачи опять, конечно, никакая не соблюдалась. Это было бы просто некрасиво — жадничать и отсчитывать банки, вместо того чтоб позволить настрадавшимся беженцам (вы подумайте, сколько их!) хотя бы вволю поесть. После всего, что и так им выпало, господи, возьмите ребенку еще пюре яблочного, и клубника, кстати, хорошая, сладкая. Берите, берите, там много.

Женщина из Майбаха знала, даже не оборачиваясь, что позади снова бардак и ее наказ беречь продовольствие исполняется кое-как, и поправить это не составило бы труда. Но ей вдруг подумалось — а пропадите вы. Она расстегнула пиджак, наклонилась и осторожно приподняла правую брючину. Ступни были вареные и раздутые, как будто под кожу впрыснули воду, и туфли впились так, что их можно было только разрезать. Щиколотки посинели, и отек, неживой, странно безболезненный, подбирался уже к коленям. Пальцев ног она не чувствовала совсем.

— Так, ну чего, — сказал у нее за спиной охранник. — С чертом этим решать надо. Я пробежался, тут его нету, точняк прячется где-то.

Она быстро вернула брючину на место и выпрямилась. В висках стукнуло, рябая морда качнулась перед глазами. Подбородок у него был масленый, в рыжих томатных потеках. Ее замутило.

— А может, это? Пойдем уже? — спросил Валера. В красной лапе он держал надкушенный соленый огурчик. — Дед там злой вообще-то...

— Не, решить надо сначала, — сказал охранник. — Сейчас удобно, там нету никого. Короче, вы тут посидите пока. Бойцов сейчас возьму парочку и схожу. Надо было, конечно, сразу его валить, зря я тебя послушал.

— Если ты. Мразь, — тихо сказала чиновница сквозь зубы. — Еще хотя бы раз. Что-нибудь. Сделаешь без приказа. Я тебя вычеркну, ты понял? Я тебя потеряю. Снаружи останешься. Рожи оба вытерли быстро, и стоять, ждать, пока я тут не закончу.

Валера поспешно сунул за щеку остатки огурца и неуверенно взглянул на охранника.

— Да я жопу твою спас, сука ты тупая, — сказал тот глухо. Лицо у него дергалось, глаза были злые. — Спасибо скажи мне. Ты когда оружие раздала, головой подумала? Это ж дробовики, блядь. Знаешь, как она разлетается? Ковром, блядь, и похуй. Если б из этих кто-нибудь новобранцев твоих очканул и выстрелил, он бы там человек двадцать народу положил.

Женщина из Майбаха подумала про блондинку, ее задранное платье и белое мертвое колено со свежей царапиной и представила вдруг подробно, как берет сейчас рябого ублюдка за шкирку, за дешевый сальный воротничок, отрывает от земли и вытряхивает из него сначала пережаренную фасоль, а потом и каждое наглое слово, одно за другим. Как болтаются в воздухе его немытые ботинки и лязгают зубы. Но в этот самый момент позади, в благостной раздаче компотов случился какой-то сбой. Голоса зазвучали иначе, напряженно и высоко, звякнуло стекло, и наконец раздался яростный, громкий крик:

— Ах ты, скотина, покушать пришел? А ну дай сюда!

Хлопнула разбитая банка. Женщина из Майбаха двинула охранника плечом и, стараясь не думать про свои бесчувственные ступни, побежала к грузовику. Асфальт неприятно пружинил у нее под ногами, как гнилой матрас.

Как всегда бывает в начале скандала, толпа расступилась и образовала кольцо. В центре, как в ринге, стояли двое — крупная владелица сумки Bosco Sport и смуглый молодой бородач в олимпийке с надписью «РОССИЯ». На асфальте между ними расползалась густая вишневая лужа. Белые кроссовки бородача спереди тоже были заляпаны безнадежно.

— Зачем так делаешь, а? — воскликнул бородач и затряс ногой, сбрасывая осколки. Уши у него были сломанные, руки с короткими вздутыми мышцами, шея налилась кровью.

— Я тебя запомнила, гад! Ключи мои где? — спросила владелица Bosco, тоже в спортивном триколоре. Они были похожи сейчас на членов сборной, не поделивших место в команде. — Ключи, говорю, от машины!

Бородач как будто несколько увял и быстро огляделся по сторонам. Ноздри у него побелели.

— Они же машину у меня отобрали! — сказала владелица Bosco, продолжая наступать. — Вот этот и отобрал!

— А кстати, точно, — ахнул кто-то в заднем ряду. — Он же из этих!

Шум нарастал. Больше половины собравшихся никакой баррикады не видели вовсе и поняли только, что один из злодеев, о которых поведала им чиновница, тайно проник сюда, на безопасную сторону. А недавние заложники, чья обида была очень еще свежа, испытали внезапно такое же острое и горячее возмущение и даже обрадовались ему, словно разом вышли из-под гипноза.

— Бандит! — послышались голоса. — Морда наглая!

— Ключи! — зарычала владелица Bosco и вытянула руку.

— Чего пристала, э! Там твоя машина, иди забирай! — неблагоразумно вскричал юный бородач, который оказался вдруг один против всех и не видел вокруг ни одного знакомого лица, так что трусом выглядеть ему было нельзя. За неполные свои двадцать два он ни разу такого себе не позволил и поэтому словами, увы, не ограничился, постарался улыбнуться как можно злее, а потом метко плюнул владелице Bosco прямо в раскрытую ладонь.

Та охнула и опустила глаза. Густой плевок пенился у нее в горсти, как сода в блинном тесте.

— Ах ты дрянь! — тоненько завизжала седая хозяйка сеттера. — Дрянь, дрянь бесстыжая!

— Так, секунду. Спокойно! — громко сказала чиновница из Майбаха, которая добралась наконец до места — с досадным опозданием, в котором виноваты были ее чужие распухшие ноги, на которые нельзя вдруг стало рассчитывать. Глупую стычку, однако, еще можно было пресечь, если бы крошечная хозяйка сеттера не бросилась в этот самый момент в центр круга с явным намерением влепить бородатому наглецу пощечину.

Дальше все произошло очень быстро. Отбиваться от бабульки с платочком на шее бородач в олимпийке, конечно, не мог — она была старая, — и потому просто уклонился, только уклонился, и всё. Но бабулька наступила в разлитый на асфальте компот, ноги у нее разъехались в стороны, и она свалилась сама, прямо в осколки и раздавленные ягоды. Стукнулась коленками, содрала локти и вся перемазалась, и тут же все завопили, как