Никто не знал, что приключилось с экспедицией на берегу, куда девалась добрая ее половина, а те, что вернулись, таинственным образом все забыли. Лишь капитан знал и помнил все… Перо скрипело в его пальцах, взрезая на бумаге чернильные раны. С такой скоростью ни один нормальный человек точно не смог бы писать, строки будто жили собственной жизнью, все удлиняясь. Изорванный в клочья дневник капитана Рифа был снова цел, на его листах не осталось ни следа от нанесенных ему увечий. Перо выводило буквы на староимперском – языке, которого Джеральд Риф, старый Джеральд Риф, совсем не знал…

…Хмурое осеннее солнце поднялось в зенит, не в силах согреть озябших путников. Два десятка вооруженных до зубов людей и почти столько же не менее экипированных смертоносным железом орков вот уже с самого утра, хлюпая сапогами и спотыкаясь, брели по поросшим ольхой и ивой болотам. Моряки ежечасно поминали Бансрота, как будто древний Полудемон лично был виноват в каждой коварно ушедшей из-под ног кочке, повстречавшейся на их пути; или в стаях ненасытных комаров; или в ужасной влажности, из-за которой казалось, будто не по суше идешь, а ступаешь по шею в воде.

Лес Кровавой Сосны (которая стала мачтой «дракона») постепенно перешел в марь, поросшую вересковым кустарником и ивовыми зарослями. Высокие стройные деревья походили на уродливых, но в то же время вызывающих жалость к себе женщин-фоморок, которые не успели вернуться до конца осени в свою тайную страну, и теперь путь оказался закрыт для них навсегда. Казалось, что это длинные худые пальцы, а не ветви, вонзаются во влажную землю и погружаются в затянутую лиственной пеленой воду. Все больше кругом становилось распадков, заполненных гнилой вонючей водой, а частые здесь дожди превратили землю под ногами в нечто и вовсе невообразимое.

Туман, стелившийся, точно пуховой ковер, между деревьями и кустарником, скрывал ямы и кривые торчащие корни, еще более усложняя продвижение. Сапоги скользили на зеленом мху, цеплялись за вросшие в землю камни, и только благодаря длинным шестам и баграм, которыми запаслись моряки на «Зме́е», представлялось возможным хоть как-то продолжать путь. Правда, были и такие самоуверенные типы, которые посчитали, что и без помощи «жалкой стариковской клюки» смогут найти дорогу среди обманчиво гостеприимных трясин, манящих нежно-зелеными полянами.

– Тысяча тритонов! Да что же это такое! – ругался предводитель корсаров Рон Верлен, отряхивая с бороды мокрые листья, мох и болотную тину – он только что ненароком встал на ложный камень и провалился в топкий распадок. Там бы он, наверное, и остался, если бы идущие следом пираты вовремя не вытащили его на тропу. – Риф, рыжий мерзавец, я гляжу, ты нарочно выбрал этот путь, чтобы мы тут все вымокли до нитки и обвисли, словно паруса в шторм?! А то и вовсе потонули, как щепки, болотным огням на радость!!! Нельзя было, что ли, отыскать какую-никакую дорогу? В обход трясины, к примеру!

– Нет здесь никаких дорог, и не было никогда, – буркнул себе под нос Джеральд. – Сам же карту видел…

Свергнутому капитану приходилось тяжелее всех, потому что руки, стянутые за спиной веревкой, пленнику никто и не думал развязывать, и своим бесконечным падениям он уже вовсе потерял счет, это не считая того, что даже от комаров ему нечем было отмахиваться.

Черный Глаз отчего-то считал, что Джеральд Риф дорогу знает, как свои шкоты, при этом вовсе не придавая значения тому, что и Рыжий Удалец здесь впервые. Болота Беллегаров отнюдь не были тихим местом, походящим на погост, как окрестности мертвого Тириахада. Лягушки и жабы квакали совсем рядом. Птицы кричали, переругиваясь между собой и скрываясь где-то под кронами деревьев и в ветвях кустарника. Порой в стороне можно было даже заметить бредущих в воде цапель, выискивающих у себя под ногами неосторожную добычу. Однажды прямо перед идущим первым Берни с пронзительным отрывистым клекотом вспорхнул в хмурое небо большой комок тумана. Точнее, всем сперва показалось, что это был туман, на самом же деле моряков напугал обычный пепельный лунь. Не дали болотному охотнику поймать его добычу – лягушка шмыгнула из-под сапога Рифа, и тот в очередной раз поскользнулся. Бернард схватил бывшего капитана за шиворот и резко поднял на ноги…

Чем дальше отряд заходил в болота, тем тяжелее становилось идти и плотнее сгущались сумерки. И если уж днем двигаться по такой местности было просто опасно, то в стремительно наступающей темноте – вообще подобно глупому и бессмысленному самоубийству. Комаров будто кто-то специально науськивал, и их стало столько, что приходилось постоянно хлопать себя по щекам, лбу и носу. Наглые насекомые собрались как следует поужинать столь редкой и сочной добычей. И это было только начало… вскоре на охоту выйдут ночные хищники, и тогда людям и оркам придется несладко – это все понимали. А что уж говорить о неведомых болотных чудовищах…

– Умри в муках… умри в муках. И ты умри в муках. – Это Рон Верлен отбивался от осаждавших его наглых кровопийц. – Ну что, долго нам еще идти, Риф? Завел ты нас, мерзавец, в топи! Лучше бы сразу в водоворот столкнул!

– Тише, Черный Глаз, – приставил палец к губам спокойный и рассудительный Бернард Мор, его старший помощник. – Когда-нибудь да дойдем. Не привлекай к нам внимания. Не буди трясину понапрасну…

– И все же… – понизил голос новый капитан, опасливо оглядываясь. – Когда же мы дойдем? Откуда ты вообще знаешь, куда идти, Джеральд?!

Они продолжали путь. Бенард Мор – первым, следом – Риф, далее – Верлен, а за ними и все остальные.

– Все просто, Ронни, – невесело усмехнулся Джеральд. Голова начала так сильно болеть, что он уже не чувствовал синяков и ушибов; виски просто горели, но бывший капитан не мог их даже потереть. – Я подсчитал по линии меры, на сколько миль нужно отойти от берега. Берни прекрасно справляется с компасом, и вскоре, я уверен, мы найдем то, что ты ищешь…

– Скорее бы, а то уж… ты нам нужен… иди к нам… мы ждем тебя, Риф… – странным шипением закончил свою речь Черный Глаз.

– Что? Что ты сказал? – Джеральд резко обернулся. Это точно был голос не Рона Верлена или кого-то из спутников Рыжего Удальца. Множество голосов прозвучали одновременно и с разных сторон, от подножия тропы, из прогнивших коряг, из трясины. Да, так могли говорить лишь топи.

– Я сказал, скорее бы, а то эти длинноносые твари уже сожрали мое лицо. Чего встал? Давай шагай.

Риф попытался уверить себя, что ему показалось…

– Бансротовы топи, – не унимался Черный Глаз. – Но как-то же они в эту крепость ходили? Припасы там, снаряжение и прочее барахло. По болотам коней с телегами вести тяжко, не по воздуху же имперцы сюда летали?

– Да кракен их разберет, – сплюнул Риф. Делиться своими предчувствиями и страхами со спутниками он не собирался. Уж кто-кто, а он знал – если выдашь то, чего другие не видят и не слышат, – рискуешь прослыть умалишенным. Но сам он боялся до дрожи. – Вот доберемся – спросим. Если будет, кого… – Бывший кормчий как-то безумно и очень не к месту расхохотался. В его смехе звучало больше истеричной паники и тревоги, чем подлинной веселости. – И если будет, кому…