– Она лгунья, – заявил Логан. – Ты это хочешь сказать?

Зазвонил домофон. Дейв вздрогнул:

– Это моя пицца. Я думал, ты – моя пицца.

– Ага, это я понял, – кивнул Логан.

– Не возражаешь, если я впущу курьера? – осторожно спросил Дейв, как будто его держали в заложниках.

Логан сделал шаг назад и снова поднял вверх ладони, как идиот:

– Я не займу много твоего времени.

Дейв впустил парня с пиццей, и в ожидании, пока тот поднимется, они неловко смотрели друг на друга.

– Какая пицца? – спросил Логан.

– Моя любимая, из местной пиццерии, – ответил Дейв. – Она называется «Сочные полоски». Кусочки курицы и сладкий соус чили. Ты голоден? Я все не съем.

– Умираю от голода, – честно признался Логан. – Но ничего, я не буду…

– «Сочные полоски», семейная, для Дейва? – донесся от двери низкий голос, и Логан с Дейвом улыбнулись, невольно испытав общее радостное предвкушение, что немного подняло обоим настроение.

Так Логан оказался сидящим на полу в квартире бывшего бойфренда Саванны, пьющим пиво и уплетающим отличную пиццу, будучи при этом до странности довольным собой.

– Моя девушка хочет писать что-то в таком… жанре. – Логан указал на мольберт. – Моя бывшая девушка. – Он окинул взглядом комнату. – Я сказал, что она может писать у нас в гостиной, как ты. А она заявила, что ей нужна студия.

Ему хотелось, чтобы Дейв сказал: «Ну и запросы!»

– Да, я занимаюсь этим здесь только потому, что Саванна уехала. В противном случае мне нужно было бы личное пространство. Это светлая сторона ее отъезда. У меня вдруг появилась собственная студия. Твоя девушка не сможет писать, когда ты дышишь ей в затылок.

– Я бы не стал этого делать.

– Она стеснялась бы писать в твоем присутствии. – Дейв отломил кусок курицы от пиццы и продолжил говорить с набитым ртом: – Особенно если только начинает. В этом вся штука с живописью. Она сразу видна.

– О! – произнес Логан. – Она ничего такого не говорила. Я мог бы уходить из дому. Оставлять ее одну.

– Конечно, – сказал Дейв. – Но вероятно, у нее в голове засела мысль, что студия – это ответ на обуревающие ее страхи. Она хочет писать картины, но боится взять в руки кисть.

– С чего ей бояться?

– А вдруг не получится? – сказал Дейв. – Вдруг она не сможет изобразить на холсте то, что у нее в голове и в сердце. Может быть, она боится испугаться. Вдруг страх парализует ее настолько, что она вообще ничего не сможет сделать, а будет просто стоять перед мольбертом с кистью в руке и чувствовать себя мошенницей.

Логан положил свой кусок пиццы, вдруг потеряв аппетит. Он полагал, это мимолетный каприз. Индира действительно становилась неестественно сдержанной всякий раз, как заводила речь о своем желании писать картины, будто ее на самом деле это не сильно волновало. Только заговорит на эту тему и тут же откатывается назад. Она никогда не настаивала. Возможно ли, что эта сдержанность вызвана страхом?

Ему нужно было понять, что у Индиры могло быть такое же страстное и запутанное чувство по отношению к живописи, как у него – к теннису. Живопись не была для Индиры досужим увлечением, как теннис не мог превратиться в хобби для него. Когда она ходила по галерее искусств, то испытывала те же ощущения, какие посещали Логана во время просмотра турниров Большого шлема: боль и удовольствие – как безответная любовь.

Он просто дурак. Они могли себе позволить жилище большего размера. Почему он настоял, чтобы они остались здесь? Потому что ему никогда не хотелось ничего менять: ни работу, ни адрес, ни банк, ни спортзал. Боже! Так просто было переехать в дом с двумя спальнями, одну из которых она использовала бы под студию. Закрывала бы дверь и оставалась наедине со своим страхом. Может, Индира – хороший художник? Лучше, чем этот парень. Вообще отличный.

– Она разбила тебе сердце? – спросил Дейв.

– Нет. Все шло своим чередом. – Логан вернулся к теме своего визита. – Сколько времени ты провел с Саванной?

– Все только начиналось. Около трех месяцев.

– Вы довольно быстро стали жить вместе, – заметил Логан.

– Вероятно, даже слишком быстро, – согласился Дейв. – Я упомянул во время одного из наших первых свиданий, что подумываю перебраться в Сидней, и она сказала, что планировала то же самое, но жизнь тут гораздо дороже, чем в Аделаиде…

– Погоди… Она говорила, что вы оба приехали из Голд-Коста.

– Из Аделаиды, – повторил Дейв.

– Зачем же она упомянула Голд-Кост?

Звучало ли сообщение о приезде из Голд-Коста более драматически, чем из Аделаиды? Может быть.

– Это в ее стиле, – пожал плечами Дейв. – Привычка. Врать просто так, без особых причин, о неважных вещах, на которых ее к тому же легко поймать, как, например, ну, не знаю, что она ела на ланч. Я говорил в таких случаях: «Но, Саванна, я знаю, что это неправда», а она отвечала: «Ну и что? Это так банально, кому какое дело, что я ела на ланч». И я думал: действительно, какая чушь, мне-то что, но при этом чувствовал себя немного сбитым с толку. – Дейв взял еще кусок пиццы. – Знаешь, я провел небольшое исследование. Саванна на самом деле подходит под определение «патологическая лгунья»: так называют людей, которые врут в случаях, когда от этого нет никакой пользы. Именно это она и делала. Лгала ради самой лжи.

Логан попытался отреагировать, как его мать, и выразить сочувствие.

– Наверное, это как-то связано с тем, что она росла в приемных семьях? – Он смягчился. – Может быть, она привыкла говорить то, что хотели услышать от нее люди, и…

– Ну нет, приятель, – возразил Дейв. – Она росла не в приемных семьях.

Логан опустил плечи.

– Нет? – Его сочувствие испарилось.

– Нет, – подтвердил Дейв. – Ее отец умер, когда она была маленькой. Не думаю, что они жили богато, но Саванна точно не росла в приемных семьях. Она с семи лет жила в одном и том же доме. Занималась балетом. Говорит, что мать до сих пор держит на видном месте все ее призы, – это вроде как святилище, память о ее балетной карьере. Я знаю, что это правда, видел фотографии с ее выступлений.

Логану стало тошно. К чему вся эта ложь? Украла ли Саванна подробности истории о своем детстве у какой-нибудь бедной девочки, которая описывала поездку на конкурс талантов? Все это было совершенно не нужно, чтобы возбудить жалость в матери Логана. Саванна могла честно признаться, что она простая девушка из Аделаиды и парень забыл о ее дне рождения, мать все равно пустила бы бедняжку переночевать, хотя отец, вероятно, не позволил бы ей провести в доме вторую ночь.

– Значит, она ушла в тот вечер, когда ты забыл о ее дне рождения? – Новая мысль потрясла Логана. – Но как же тогда она поранилась? У нее текла кровь, когда она оказалась у моих родителей.