– Я бы никогда не стала посещать встречи в сырых заплесневелых подвалах. Я бы никогда не стала пенять на характер своей коллеги, которая рассказывает историю так, как ее хотят слышать могущественные уши. Я бы никогда не стала ходить вокруг да около, изображая жизнь, полную моделирования платьев, и свадеб, и процветающих лавок мясника, чтобы не быть пойманной на преступлении воспоминания чего-либо, что существовало до этого нового и праведного режима. Насколько легче, когда мы говорим: Старого мира никогда не было. Все теперь будет новым навсегда. Мне больно, что ты смотришь на меня так, будто предполагаешь такие преступные наклонности у милой бабушки, которая всем сердцем желает только добра.

Нечто вроде пули между их кожами горело на сердце Марьи Моревны, вытягивая из нее тепло и не давая ничего взамен.

– И я бы ни за что в жизни не стала внушать тебе, что историю нельзя забыть костями, даже если брат, волшебник или винтовка говорят: «Ты должна, должна забыть, ничего не было; есть только этот мир, как он есть, и никогда не было другого, никогда не может быть другого».

– Бабушка, – сказала Марья, и она это и имела в виду здесь, в конце всего. – Я так устала. Я уже покончила с этим. Как мне с этим жить? Я хочу, чтобы каждый, кого я любила, обнял меня и сказал, что я прощена, все закончилось и все хорошо.

– Ша! Смерть не такая. Перераспределение миров уравняло все: волшебство и столовые, Елен и подвалы, хлеб и серебро, серебряный свет. Одинаково мертвые, одинаково связанные. Ты будешь жить как живешь, где угодно. С трудностями, с печалями. Да, ты умерла. И я, и моя семья, и все остальные, всегда и навсегда. Все мертвы, как камни. Но что из этого следует? Все равно надо идти утром на работу. Ты все еще должна жить.

Карга убрала руку с груди Марьи. В ней не было пули, ни горячей, ни тяжелой, а только красный галстук, скомканный и перевязанный. Она заткнула его за обшлаг Марьиной униформы, поближе к коже. Осторожно, не отрывая опытного дружелюбного взгляда, она отвела свое изъеденное, морщинистое и угрюмое лицо.

Марья Моревна выдохнула. Сделала непроницаемое пустое лицо. Она посмотрела на бабушку, будто та была незнакомкой: возможно, интересной – такое лицо, – но не родственница ей. Вообще-то Марья была очень хороша в играх. Она встала, вышла из столовой и пошла по длинной узкой дороге к руинам некоего черного дворца, разбитого на куски бесконечными бомбежками. Пыль под ее башмаками блестела в вечернем свете. Она не блуждала по пути в подземелье дворца, вниз, вниз, в спасительную темноту, в подвал, где мужчина с блестками звездного серебра в черных кудрях произнесет ее имя как признание; и Марья Моревна уже видела, что там, где соприкоснутся их руки, нальются огромной тяжестью бриллианты и черная эмаль, и желток будет сочиться из их кожи, как свет.

Рассказ о тех, кто внес вклад в эту книгу, надо обязательно начать с того, как мой муж, Дмитрий, и его семья приняли меня в свою жизнь на пять лет, пустившись в опасное предприятие – делиться с писателем своими рассказами и своими историями, и за это я благодарна им сверх всякой человеческой меры. Это было самое необычное, что случилось в моей жизни: слушать их сказки и шутки и быть приглашенной в их мир. Эта книга взошла из этой плодородной почвы, особенно благодаря Дмитрию, который кроме того, что действовал как живой англо-русский словарь и кладезь бесценных сведений, был первым, кто прочитал мне сказку о Марье Моревне и Кощее Бессмертном, что привело к вечному вопросу: «Подожди, как это? Почему он прикован в ее подвале?»

Я благодарю также женщин из Музея Блокады Ленинграда в Санкт-Петербурге, где каждый становится смиренным от силы их памяти, которые согласились разговаривать с юной американкой; я благодарна Анне Ахматовой, покровительнице Ленинграда, чья работа пронизывала мою и руководила моей душой; и Харрисона Сейлсбери, чья основополагающая работа «900 дней» была крайне важна для моих разысканий и служила источником множества физических подробностей о военном времени в Ленинграде. И спасибо Анне Василевской, чья музыка служила аккомпанементом во время длинных ночей работы над романом.

Спасибо всем, кто предоставил поддержку, советы и ободрение довольно-таки сварливому писателю, особенно Тиффину Стейбу, Майклу Броутону, Феррету Стайнметцу, Джини Джадд, Амаль Эль-Мохтар, Лии Харрингтон и Клэр Куни, которая любезно согласилась прочитать ранний вариант черновика.

Спасибо моему агенту Ховарду Морхайму и моему редактору Лиз Горински, а также моей помощнице Деб Кастеллано, а также неутомимой Эвелин Крит.

Спасибо, как всегда, С. Джей Такер, моей сестре-царевне, которая делает мир таким ярким, учит меня столь многому о подлинности и магии и превращает мои книги в поразительное колдовство, а также ее партнеру Кевину Уайли, богу логистики и дорогому другу. И наконец, Роуз Фокс, il miglior fabbro (мастеру выше, чем я).