— Передай, Титок, есаулам разобрать своих казаков из общей кучи, стреножить коней и сгуртовать коров и овец для перегона на остров. Ступай, ждать нет времени, скоро сумерки наползут.

Мещеряк в свой черед сам спустился к воде, подозвал есаулов и, обращаясь к Ортюхе Болдыреву, сказал, а в голосе слышалась нескрываемая радость от того, что наконец-то они нашли место, где могут зажить более или менее спокойно:

— Вот, братцы, мы и у места, где будем ставить свой город и обживаться не на один год. Правда, не все от нас зависит, но будем стараться… Ортюха, поставь струги борт о борт, от берега и до острова, бросьте якоря, чтобы течением не уносило, а со стругов на оба борта сходни положите. По ним вслед за женщинами и ребятишками на остров сведут коней, коров и овец.

— Овцы не пойдут по сходням, испугаются воды, по глупости овечьей метнутся бежать, могут и в реку попадать, — заметил рассудительный Емельян Первóй, обеими руками опираясь на излюбленную дубинку с обожженным корневищем, похожую на огромную палицу с разновеликими шипами. — Овец надо на себе перетаскивать, взявши за ноги да на плечи кинув.

Ортюха посмеялся было, но потом принял совет Емельяна, как весьма разумный.

— А ведь дело говорит наш богатырь Илья Муромец! Спокон веку мужики таким способом баранов на себе при нужде таскают!

— Вот и добро, братцы-есаулы! Теперь на свои струги и — за дело. К вечерним сумеркам надо все успеть сделать, чтобы на степном берегу не осталось ни коровы, ни овцы. Так будет спокойнее и бережливее, пока не выясним, далеко ли от нас становище ногайского хана и его беспокойных мурз.

На остров переправились без происшествий, если не считать потешного случая, когда казак Митяй вместе со строптивым рогатым бараном свалился со сходни в воду, оба принялись вопить каждый на свой лад. Дружок Митяя Федотка словчил арканом ухватить черного барана за витые рога, а Митяй, вытаращив круглые зеленые глаза, с немалым трудом и под смех казаков, выбрался на песчаный берег сам, принялся было кричать на Федотку, зачем тот спасать начал барана, а не его в первую очередь.

— Это что же, а? Тебе баран дороже друга? Так, да?

— С барана и шерсть впрок к зиме, и мясо пригодное в пищу! А от тебя какая польза? Только кормить да одевать — вот и сам посуди, кого я должен был спасать в первую очередь? — отшучивался Федотка под дружный смех товарищей.

— Говорил я тебе, Митяй, еще там, на Иртыше — учись плавать! Ну ладно — баран на спине был, тварь неразумная, не охватил тебя передними ногами за шею! А доведись быть ногаю? Утопил бы он тебя, как слепого кутенка, — нравоучительно выговорил Ортюха. — Сними мокрое, отожми воду, сухое возьми на струге, переодень.

Утром оба атамана с есаулами обошли остров, прикидывая, где ставить избы срубовые — благо лес на увале не так далеко. Где быть баням, жилым домам для семейных казаков, загонам для коней, коров и овец, а какую поляну оставить для выпаса скота.

— Коней числом больше, придется вплавь перегонять на южный пологий берег Яика и там пасти под доброй охраной. А в зиму сена готовить столько, чтобы скотину до весны кормить, которая от ножа кашеваров уцелеет. А для сена добрые навесы сделаем, чтобы дождями не мочило. — Барбоша старался не упустить самую малость в хозяйских делах. — Работы не меньше, чем у самарского воеводы. Он такоже поспешает строить город, имея в виду в скором времени встретить первую зиму на новом месте. — Атаманы шагали под деревьями в высокой траве, раздвигали руками молодую поросль, посматривали то на текущую вдоль острова речную воду, то на более высокий правый берег, должно быть уже рисуя в своем воображении облик будущего казацкого городка.

— Ради защиты от ногайских стрел, Богдан, надобно крайние деревья оставить нетронутыми. А где их совсем мало, то и пересадить из тех мест, где наметили строить избы и навесы. Тогда и плетеные изгороди легче будет ставить, а на больших деревьях в гуще веток сколотить дозорные площадки с плетеными корзинами. Придут ногаи, из тех корзин сверху удобнее цель высматривать, так что и приречные заросли ивняка не помехой будут пулям.

— Разумно мыслишь, Матвей! Зная повадки татар и ногаев, что они прежде всего норовят огонь забросить в город, такая лесная защита будет нам в доброе подспорье, — согласился Богдан Барбоша, поскреб твердым ногтем горбинку носа, вздохнул: — Работы тьма-тьмущая, а времени мало. Потому, есаулы, не пряча далеко от себя сабли и пищали, каждый получит кусок берега, и начнем строить перво-наперво оборонительную изгородь. Колья рубить в центре острова, заодно расчищая место для изб. А вам, есаулы Никита да Иванко Дуда, взяв по полста казаков и коней, в береговом лесу валить деревья. Ветки тащить на остров для изгороди, а стволы конями волоките, будем ставить избы и рыть добротные землянки казакам, благо погода стоит сухая. Идемте, есаулы, я вам ваши сажени намеряю, да и за работу без мешкотни!

* * *

Сполошный выстрел из пищали заставил Матвея вскинуться с брачного ложа в один миг. Неделю назад, закончив строительство немудреной избы, атаман Матвей по казацкому обычаю был венчан старцем Еремеем на супружество с прекрасной охотницей Марфой и вместе с тестем Наумом Ковалем поселился на жительство.

В тот же день были венчаны и Ортюха Болдырев с Зульфией да казак Митяй с Маняшей, к большой радости Томилки Адамова от того, что его дочь выбрала одного из любимцев атамана.

— Неужто началось? — вскочила с соломенного матраса Марфа, быстро прибрала роскошные русые волосы, накинула свой любимый голубой шугай.

— Похоже, что ногаи поблизости объявились, — высказал догадку Матвей. — Родитель тоже поднялся, чуткий сон у промысловика!

Высокий ростом и поджарый Наум Коваль на ходу плеснул из ковша в лицо, чтобы освежить для зоркости голубые глаза, открыл дверь из своей комнатки, встретил зятя и дочь на пороге с пищалью в правой руке.

Атамана Барбошу нашли на восточном конце городка, где с высокого осокоря дозорный казак на спрос атамана прокричал звонким радостным голосом, так что можно было подумать, что предстоящую драку со степняками он ожидал как великий праздник:

— На восточном увале сторожевая застава дым на вышке зажгла! А что да как случилось, скажет гонец, он уже неподалеку от нашего табуна скачет во весь опор!

— Матвей, идем в челн, на том берегу встретим гонца и все узнаем! — Богдан широко шагнул в шестивесельный челн, прошел на нос и сел на просторную скамью, сдвинул черные брови на выпуклых буграх лба. Рядом сел и Матвей. Пожилой казак багром оттолкнулся от дна, казаки налегли на весла и быстро пересекли правый рукав Яика. Не дожидаясь, когда челн будет привязан к камню, оба атамана, цепляясь руками за ветки краснотала, вскарабкались наверх и остановились. Бородатый, в черной бараньей шапке с влажным от скачки лицом казак на гнедой лошади уже в пятидесяти саженях от берега и атаманов легко соскочил на землю, без напоминания выложил новость:

— Ногаи с верховья Яика идут к городку. Мы их приметили, будучи в дозорном разъезде, верстах в двадцати от сигнальной вышки на увале. Подожгли кучу хвороста, давая знак тревоги. Дозорцы на вышке приметили наш дым и вас оповестили.