Они пришли… За нами. За всеми, кто осознает, тем более, чувствует себя человеком и хочет сохранить идентичность. Обещают оставить/загонять в резервации и «зоопарки» (почему «зоо» – почему так цинично, хотя бы «гомо»). Вряд ли этот процесс можно остановить. Но уповая на неизменную, подтверждающуюся «историей всего» многовекторность процессов, резонно и естественно предполагать разнообразие форм в эволюции разума. И, исповедуя парадигму коэволюции и полионтизма, заботиться о продлении своей, нашей, человеческой формы. Нашей реализации возможных миров. «Наилучший порядок вещей тот, – говорил Дидро, – при котором мне предназначено быть, и к черту лучший из миров, если меня в нем нет». Сильные зомби и киборги могут осваивать другие планеты. Адекватной им средой является безжизненный космос, а философией – космизм, трансгуманизм, популярность которых отражает зарождение мутантных форм разума на Земле. Инопланетяне не прилетят на Землю, но за(вы) родившись здесь, они могут улететь с нее. В межзвездные или виртуальные пространства, тем более, если им этого «хочется». Что это у нас не «фигура речи» свидетельствуют более 2 тыс. человек, согласившихся отправиться на Марс «без возвращения». Список пополняется. Улетят, не уничтожая живой колыбели разума. Что будет хорошо, если нам, его представителям, их поощрять, а за самосохранение бороться.

* * *

Поиск спасения человечества от движения к концу света, в которое превратился нерегулируемый прогресс, заботит его мыслящих представителей не только в непосредственно философской форме. В художественной литературе, чаще всего аллегорически, тоже делаются попытки обоснования необходимости консервативного поворота, дается новая трактовка консерватизма. Пожалуй, будет уместно (для сравнения философской и художественной трактовки проблемы) показать это на примере одного из «интеллектуальных бестселлеров»: П. Крусанов «Ворон белый. История живых существ». СПб., 2012. Позволим себе привести отрывок из этой книги.

«Мысль о том, что революция – это действие, а консерватизм бездействие, порочна, – заявил Брахман, в очередной раз появившись на волшебном экране. – Консерватизм – это неустанная сила творчества, которая направлена на то, чтобы вспомнить и сохранить то, что убила и распылила инерция. Противостояние либерального прогрессизма и нового консерватизма – это постоянная, ни на миг не прекращающаяся война между «забыть» и «вспомнить»…

Существует расхожее мнение, будто смысл онтологического статуса консерватизма можно свести к нескольким механическим действиям типа «пресекать изменения», «стричь под одну гребенку», «тащить и не пущать». При этом считается, что революции и вообще перемены как таковые происходят, когда мы что-то усиленно предпринимаем, проявляя свою активность, а если остановить деятельность и ничего не вытворять, то сущее сохранится само собой и уже никуда от нас не денется. Эта иллюзия не только ни на чем не основана, но и внутренне насквозь лжива. Потому что в действительности, чтобы сущее сохранилось, необходима целенаправленная работа, ежедневный труд, непрерывное вращение педалей, и вращение это по сути своей консервативно…

Сама идея консерватизма требует непрерывной и неутомимой творческой деятельности для того, чтобы вспомнить, как все было, чтобы обнаружить, что именно уничтожили силы забвения, силы той дробилки времени, той инерции, которая подтачивает и развоплощает сущее само собой. Таково положение вещей. В итоге, не вороша пепел избитых щтампов, можно определить консерватизм как философию хранителей мира. Ведь в том, чтобы нивелировать и предавать забвению идеи и образы, нет ничего необычного, для этого достаточно кислотного дождя времени. Проблема в том, чтобы удержать те идеи и образы, которые достойны удержания. Об этом и речь: истинная формула консервативной задачи – удержать достойное. И нет ничего труднее, чем сделать это»[166].

В мире ничто никуда не исчезает. Лопух на могиле также реален, как живший до него человек. Тем не менее, смерть существует. На философском языке она называется потерей идентичности. Разложение предмета, явления, его превращение в нечто новое, для данного предмета означает гибель, независимо от того, превратился он в «низшее» или «высшее». Выступать за его сохранение означает удерживать происходящие в нем перемены в пределах тождественности себе, своей мере и сущности. Кризис, потеря идентичности человека, о чем сокрушаются сейчас в философской антропологии, в переводе на грубую прозу означает кризис, смерть и конец его бытия, распад на «силы» как импульсы энергии, и факторы как материал для какой-то иной целостности. Вот главные причины, по которым надо быть консерватором и традиционалистом. Борьба с традицией – борьба с человеком. Творить можно только в ее рамках. Антитрадиционалисты – враги человека, человечества и, насколько они люди, самих себя, понимают они это или нет. В абсолютном большинстве, к сожалению – нет.

О, счастлив тот, кому дана отрада

Надежда выбраться из непроглядной тьмы!

Что нужно нам, того не знаем мы,

Что ж знаем мы, того для нас не надо.

И.-В. Гете. «Фауст»

В эпоху пост(транс)модерна мы сами становимся традицией. Кто не осознает этого нового положения человека в истории, либо глупцы, несмотря на любую ученость, либо (само)убийцы, несмотря на благие намерения. Не то хорошо, что хорошо, а то, к чему все идет, говорит народная мудрость. Ее надо помнить всем.

Controlled development (управляемое развитие)! Консерватизм! Борьба за Традицию!

В чем предназначение человека? – спрашивал какой-то великий моралист. И отвечал – Быть им. Теперь этот ответ приобрел онтологический смысл: остаться человеком на породившей его Земле. Развитие стихийно, нелинейно, и в силу этого, к счастью, не фатальное. Чтобы выжить в его потоке, надо быть: 1) в сознании, 2) субъектом, 3) личностью. Быть Человеком. Не потерять сознание своей идентичности. Не превратиться в зомби. Замкнутый круг. Размыкается чудом, из Вне или такого же рода Экологическим (не)Деянием. Пусть нашей резервацией (парком) будет вся Земля! Консервативно жить или прогрессивно умереть – таков теперь «основной вопрос (философии) выживания». Быть живым, противиться объективно приближающейся смерти – это очень консервативно. Знает всякий, кто человек. А слабым и сильным зомби, представителям различных пост-транс-ино-бес-(человеческих, жизненных, смертных) прогрессистских стратегий, чье сознание уже порабощено и «переформатировано» силами Иного, остающиеся люд(и)ьми могли бы сказать: «давай, до свидания». Прощайте…

А. Н.: Ваша книга называется Время Mortido. В «переводе с Фрейда» – время влечения к смерти. Вы имеете в виду, что современное человечество устремилось в могилу, на съедение червям?