разливается по моим нервам.

Его руки обхватывают мои запястья, его пальцы совпадают с синяками, которые он оставил там.

— Блейкли, другого выбора нет. Настоящий невменяемый серийный убийца расстроен тем фактом, что мы его вмешали.

— Ты вмешал. Ты оставил трупы, — уточняю я. Но его слова находят отклик, оставляя лед в моих венах.

— Ты тоже, детка. Ты убийца.

Осознание приходит быстро и больно, как будто с кожи сдирают скотч. Я связана с его убийствами, потому что он скопировал мое нападение на Эриксона. Все поймут, что это было не какое-то случайное ограбление.

— О, боже мой, ты больной ублюдок. Я не могла понять, почему ты нацелился на мои объекты мести. Почему ты не избавлялся от тел. Ты делал это специально, чтобы связать нас вместе. Хотел создать какой-то извращенный союз, который, по мнению твоего безумного мозга, сможет… что? Объединить нас?

Он не отрицает моего утверждения.

— Твои объекты были уже проверены, — говорит он в свое оправдание. — Я бы потратил дни или даже недели на поиски новых.

— Ого, как удобно устроился, — говорю я, в моем тоне слышен сарказм.

Вспышка раздражения пробегает по его лицу, и я вырываю свои предплечья из его хватки. Он знает нечто большее — он скрывает от меня какую-то важную информацию.

— У меня есть план, — говорит Алекс, но мои мысли слишком далеко, чтобы по-настоящему услышать его.

Я перебираю в памяти свой разговор с Лондон в поисках каких-нибудь намеков…

Открываю свою сумку. Роюсь внутри, пока не достаю бумажник и не расстегиваю молнию на боковом отделении, куда положила визитную карточку.

На его лице появляется растерянное выражение, когда я переворачиваю визитку и подношу ее к люминесцентному свету.

— Вот же долбанная сука, — говорю я.

Карточка слишком толстая, ничего не разглядишь, но я чувствую вес, затем разрываю ее пополам.

Маленький чип, похожий на трекер, который мы использовали для прослушивания эскортницы, спрятан между толстыми слоями.

Лондон прослушивала меня.

Не знаю, слышит ли она, о чем мы говорим сейчас, или это просто GPS-устройство, но уверена, что она шпионила за мной. Я рассказала ей об Алексе, убивающем своих подопытных в ходе эксперимента. Затем появляется Грейсон, пытая Алекса.

Не говоря ни слова, я направляюсь к стойке с раковинами и беру комок салфетки, начинаю заворачивать чип.

— Пока я не смогу узнать больше, — комкаю бумагу, чтобы заглушить любой потенциальный звук, и прячу в сумку.

— Я могу позже его рассмотреть, — говорит Алекс, высокомерно предполагая, что мы будем вместе.

Я выдерживаю его пристальный взгляд в течение долгого времени. Тяжесть изменений обрушивается на меня, и я оказываюсь в ловушке подводного течения.

Кто мой враг?

Должна ли я бежать? От Алекса? Бежать от убийств, маньяков и всех опасностей, внезапно настигших меня?

До того, как Алекс вошел в мой мир, я никогда ни от кого и ни от чего не убегала. Но однажды я уже пыталась убежать от него и не смогла. На этот раз нужно встретиться лицом к лицу со своими страхами.

Не знаю, почему Лондон решила шпионить за мной. Может быть, ей нравится вмешиваться в жизнь своих пациентов — или потенциальных пациентов. Или, может быть, она просто пешка в безумной ловушке, организованной ее пациентом. Может быть, нами всеми манипулируют.

Какой бы ни была правда, это не меняет того, что мы должны сделать — что я должна сделать.

Я чувствую тепло прикосновения Алекса, когда он берет меня за руку.

— Ты идешь со мной домой.

ГЛАВА 35

БЕЗУМНАЯ ЛЮБОВЬ

АЛЕКС

Когда серийный убийца угрожает выпотрошить вас и скормить ваши внутренности своим домашним рыбкам, вы начинаете ценить жизнь.

Я могу проследить каждое принятое решение и пройденный путь, а также пересекающиеся события, которые создают идеальную формулу.

Когда я отступаю, чтобы рассмотреть картину в целом, в игру вступает теория хаоса — нарушения в системе, которые невозможно было предвидеть. Как всегда, назначение системы очень деликатно определяется отправной точкой.

Если бы Блейкли не связалась с доктором Нобл, то, скорее всего, Грейсон не узнал бы о моем существовании.

Если бы я не зашел в тот ночной клуб, я бы никогда не встретил Блейкли.

Если бы я был менее разборчив и выбрал объект раньше, у меня бы вообще не возникло соблазна пойти в клуб.

Я могу продолжать прослеживать путь назад, отмечая каждый инцидент, который привел нас к этой точке, но есть кое-что: теория хаоса предлагает парадокс, поскольку она соединяет два знакомых понятия, которые считаются несовместимыми.

С точки зрения любого рационального наблюдения, Блейкли и я — понятия несовместимые.

И все же, она прорвалась сквозь мой систематизированный мир, чтобы полностью уничтожить.

Она — парадокс.

Подобно качанию маятника, ее скорость и сила — это то, чем я измеряю каждую потребность и стремление, и если я заслужил только ярость и ненависть, то приму все. Обладать хоть какой-то ее частичкой — это всепоглощающее чувство.

Я знаю, что мы еще не достигли конечного пункта назначения.

Как и во всех системах, время — это переменная, которая изменяется.

И это ожидаемое изменение предупреждающе витает в воздухе вокруг нас. Ее присутствие уже сплошная угроза, как будто она вот-вот разорвет мой слабо сконструированный мир.

Сегодняшняя ночь доказала, что у нее есть сила для этого.

С ее нестабильными эмоциями она опасна не только для меня; она опасна для самой себя.

Вместо моих эгоистичных попыток восстановить свое эго, я должен был разработать соединение, помогающее регулировать ее нейротрансмиттеры, пока химический состав ее мозга не выровняется.

Поскольку у меня нет возможности повернуть время вспять, я могу начать только с того места, где мы находимся сейчас.

— Ты будешь спать в моей постели, — говорю я ей, убирая беспорядок со своего стола.

Поскольку Грейсон осведомлен о местонахождении обоих наших домов, мне показалось логичным использовать мою старую квартиру. Я не сомневаюсь, что Грейсон также знает о ней, но тут немного безопаснее, здесь есть система сигнализации и меньше точек входа.

Блейкли, прихрамывая, подходит к шкафу и достает флисовое одеяло, затем бросает его на бежевый диван.

— Я буду спать здесь.

Огненная нить вьется у меня под кожей. Я потираю затылок, чтобы облегчить боль в мышцах и растущее раздражение. Мы практически измучены из-за драки и секса — может быть, больше из-за секса — и все же она отказывается признать правду о нас.

Оживленные нервные пути не повлияли на ее упрямство.

Ее волосы превратились в один дикий клубок. На ней все еще моя рубашка.