Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты можешь ненавидеть, а я буду вылизывать тебя, пока не задохнусь, — говорит он, его руки хватаются за мои джинсы. Он стягивает их вниз, потянув за собой трусики, и опускается на колени.
Мои легкие разрываются, когда я вдыхаю сквозь ощущения. Глаза закрываются, когда я позволяю ему снять с меня ботинки и штаны, чтобы он мог закинуть мою ногу себе на плечо. Он посасывает мой клитор, кусает зубами, и я прижимаю ладони к прохладной кабинке, нуждаясь в заземлении.
Возбуждающее ощущение его щетины заставляет меня пошатнуться, и я двигаю бедрами, умоляя о большем трении.
Алекс прижимается к моему бедру, его язык умело проникает между моими губами, он сильнее ласкает клитор, заставляя меня дрожать. Желание достичь вершины переполняет, и страх переходит в эйфорию. Я так близка к потере контроля.
Запускаю пальцы в его волосы, царапая ногтями кожу головы, и крепко сжимаю. Он стонет, вызывая первую волну ожидаемого оргазма, и мое естество пульсирует от ноющей потребности.
Я вскрикиваю и прижимаю колено к его челюсти.
Алекс чертыхается и отшатывается назад, опираясь на руку за спиной, чтобы не упасть. Смотрит на меня снизу вверх, стиснув зубы, горячий гнев пробирается сквозь его желание. Вид размазанной крови по его губе пробуждает во мне какое-то низменное влечение.
Мы тянемся друг к другу одновременно.
Его руки обхватывают меня за талию, мои ногти впиваются в его обнаженные плечи. Наши рты сталкиваются, испытывая дикое, порочное желание, и медный привкус крови вливается в поцелуй, делая его жестоким, карающим.
Он прижимает меня спиной к кабинке, и слабая панель, наконец, полностью поддается. Алекс прижимает мою грудь к своей и ловко переворачивает меня на себя, дверца соскальзывает на пол.
Я падаю на него, наши тела сливаются воедино, но мы зашли слишком далеко, чтобы обращать внимание на обломки вокруг. Потребность прорваться сквозь все барьеры, мешающие нам соприкоснуться, превращается в неистовую ярость, когда он срывает с меня лифчик, а я расстегиваю его джинсы.
Мы срываем с себя остальную одежду, прижимаясь друг к другу с намерением ощутить каждый поцелуй, укус, поглаживание, наши конечности переплетаются. Когда Алекс стягивает свои штаны с ног, то прерывает поцелуй.
— Подожди, — говорит он, прерывисто дыша, грудная клетка расширяется с каждым вдохом.
— Нет. Сними штаны, — требую я, мысль о том, что придется ждать еще немного, слишком мучительна. Я не могу еще больше раздумывать обо всем.
— Блейкли, подожди… — настойчивость в его голосе прорывается сквозь туманное вожделение между нами, и я медленно отстраняюсь.
С плотно закрытыми глазами он говорит:
— Грейсон кое-что сделал…
То, как он запинается на последнем слоге, вызывает панику у меня в груди. Я поднимаюсь, чтобы взглянуть на его промежность, опасаясь, что сумасшедший серийный убийца отрезал кое-какую часть тела — но нет. Я ощущаю, как его стояк вжимается в меня.
Он отрезал ему яйца?
Осматривая его тело, я, наконец, догадываюсь, что Алекс имеет в виду, и все, что я могу сказать, это:
— Хм. Ну… ничего страшного.
Он тяжело вздыхает подо мной.
— Он дал мне обратный отсчет.
Я неуверенно протягиваю руку за спину и провожу пальцами по воспаленной коже.
— Господи, — оборачиваюсь, осторожно дотрагиваюсь до проводов, вшитых в его плоть.
Стеклянный циферблат старых карманных часов вшит в его икру. Секундная стрелка прыгает, отсчитывая минуты, и я слежу за ней.
Мы совсем потеряли счет времени, пока были в этой комнате, отгороженные от мира. Такого никогда раньше не случалось, по крайней мере, в том, что касается Алекса. Каждое мгновение, проведенное вместе в хижине, измерялось, записывалось.
— Я был в отключке, — говорит он, прерывая мои опасения.
Я наклоняюсь вперед и смотрю на него сверху вниз, кладя руки ему на грудь.
— Это ужасно, — говорю я, опускаясь на него сверху. — Но надеюсь, что ты почувствуешь каждый болезненный толчок.
Он протягивает руку и запускает пальцы в мои волосы, благоговейно касаясь моей щеки.
— Никто не способен заставить меня чувствовать боль так, как ты, Блейкли Вон. Только тебе принадлежит эта сила.
Я нахожу садистское утешение в его признании.
Пока он удерживает мой взгляд, я двигаю бедрами, скользя по его члену мучительно медленно, отвлекая его мысли от часов, времени и всяких угроз.
Он тяжело вздыхает и стонет.
— Трахай меня или убей… потому что я не смогу жить без этого ощущения.
Его отчаянное признание пробегает по моей коже, как лесной пожар, делая наши прикосновения неистовыми, и после настойчивых ласк и голодных поцелуев он оказывается внутри. Мое тело сразу узнает его. Когда он наполняет меня, мы идеально подходим друг другу. В моих глазах расцветает боль, в груди щемит.
Я скачу на нем медленно и ритмично, заново знакомясь с нашими телами и эмоциями. Слушаю отчаянные вдохи, сочетание гармонических звуков, которые бьют по моим нервам, как камертон, вибрация — непреодолимая агония.
Каждое бренчание вызывает электрическую волну, которая обрушивается на меня, когда его руки блуждают от моей груди к бедрам, исследуя каждый дюйм тела, как будто он в ярости, что не может потрогать все сразу.
Я знаю, от чего он страдает: от потребности обладать глубже и жестче. Сильнее. Через боль — единственный вариант, когда ты жаждешь нечто неуловимое.
Медленно открываю глаза, и замечаю, что мои руки обвиваются вокруг его шеи. Огненный уголек мерцает у меня под кожей, соблазн усилить хватку слишком соблазнителен.
Алекс наблюдает за мной со зловещей смесью страха и благоговения. Он прижимается ближе, входит в меня, побуждая сомкнуть руки до тех пор, пока я не почувствую бешеное биение его пульса под своими пальцами.
Какая-то темная паутина похоти и порочной потребности охватывает меня в приступе безумия, и я жестко скачу на нем, бесстыдно отбрасывая всякое чувство морали и оговорок. Я хочу только видеть его бледно-голубые глаза, чувствовать, как он проникает глубоко внутрь — все остальное пусть исчезнет.
Необузданные эмоции, закручивающиеся во мне спиралью, лишают рассудка, пока я не ощущаю первый пик своей кульминации. Я цепляюсь за Алекса, душу его, чтобы забрать жизнь и соединить нас воедино; потому что я умерла тогда на утесе и не остановлюсь, пока мы не погибнем вместе.
Он врезается в меня, выгибаясь, чтобы либо довести меня до оргазма, либо ослабить мою хватку. Но каждая рискованная попытка усиливает всепоглощающую пульсацию в моем ядре.
— О, боже… Алекс… пожалуйста.
Не знаю, о чем я умоляю, — но