Госпожа Пакетт бесцеремонно оперлась на дверцу кареты.

— Сегодня вечером туда ехать и думать нечего, госпожа герцогиня. Тут заваривается каша, и через час в Париже будет жарко. Мы послали наших людей ко всем воротам, чтобы задержать кареты с арестованными. Ведь Брусселя везут в Сен-Жермен, а Блаемениля отправляют в Венсенн. Поэтому мы и займемся тем, чтобы Мазарини отдал нам их, да поскорее. Так что поверьте мне и спокойно поезжайте на улицу Кенкампуа! Если хотите, я вас провожу, чтобы ничего не случилось.

— Черт возьми! Да вы знатная особа! — усмехнулся Грегуар.

— Ну да, толстяк, и мои друзья сидят повыше, чем ты на своем насесте, будь уверен! Ты, верно, слышал о его светлости герцоге де Бофоре? Так знай, подчиняюсь я только ему! И надо признать, он красавец мужчина! — со вздохом прибавила она.

Парень, восхищавшийся красотой Сильви, ткнул рыночную торговку локтем в бок.

— Вы слишком много болтаете, госпожа Пакетт! Разве вам не известно, что никто не знает, где он? И потом, ни к чему выкрикивать его имя на всех перекрестках. Никогда не знаешь, кто вас услышит.

— Да ладно тебе, сопляк! Вздумал меня учить, а я сама кого хочешь обучу такому!.

Сильви сгорала от желания побольше узнать о том, какие отношения связывают Франсуа с торговкой овощами, но молодой верзила решительно взял все в свои руки. — Ну что, значит, едем на улицу Кенкампуа?

— Нет. Мы едем на улицу Турнель, если не возражаете.

— Нисколько!

И встав между первой парой лошадей, он взял их под уздцы и повел карету сквозь толпу. Выйдя на свободное место, он отвесил Сильви такой низкий поклон, что почти уткнулся носом в ее колени; потом, выпрямившись, послал воздушный поцелуй.

— Вот вы и свободны, госпожа герцогиня! До скорого свидания, надеюсь, я в жизни не видел такой милой герцогини, как вы!

Сказав это, он побежал назад, тогда как польщенная Сильви звонко засмеялась. К сожалению, у дома крестного Сильви пришлось ждать довольно долго, пока ей открыли, и она узнала, что в доме осталась только Николь Ардуэн. Утром сам шевалье и Корантен уехали в Ане по просьбе госпожи де Вандом. Поэтому Ннколь воспользовалась этим, чтобы устроить большую уборку. Несмотря на радушный прием, Сильви сразу поняла, что будет в доме помехой.

— Когда крестный вернется, скажите ему, что я жду его в Конфлане, — сказала она. — Он давно мне обещает, но так и не едет.

Эти слова вовсе не были упреком. Сильви понимала, что после заключения в тюрьму Франсуа Персеваль отдавал всего себя гонимому семейству Ван-Домов. Кроме того, время и обстоятельства теснее Укрепили узы дружбы, которые связывали шевалье с его другом Теофрастом Ренодо. Он переживал сейчас не лучшие времена: Ренодо преследовали и новый режим, и его собственные сыновья, грозившие отобрать у него руководство «Газетт де Франс»…

— Он приедет… Обещаю вам, непременно приедет! — заверила ее Николь с поклоном.

Задерживаться дольше не было необходимости, и Сильви пришлось вернуться на улицу Кенкампуа.

Возвратившись домой, Сильви почувствовала себя вполне успокоенной. Дом казался тихой гаванью, островом, на котором не ощущалась начинавшаяся на море буря. Правда, среди прислуги чувствовалось какое-то волнение, но строгий дворецкий Беркен и его супруга экономка Жавотт вполне справлялись с лакеями и горничными, поддерживая порядок. Они отрядили лакея и поваренка, чтобы не быть захваченными врасплох в случае возможного мятежа.

Весь день было жарко, но с наступлением сумерек над городом поползли грозовые облака. Сильви, с удовольствием освежившись в ванне, сменила парадное платье на белый, украшенный кружевами батистовый халат. Есть она не хотела, поэтому, слегка перекусив, отослала горничных, сказав, что больше не нуждается в их услугах и ко сну приготовится сама. После этого Сильви спустилась в сад, намереваясь пробыть там как можно дольше, если только ее не выгонит оттуда гроза…

Но гроза никак не желала разражаться, а необычный шум, как оказалось, шел отнюдь не с небес: казалось, он доносился из-под земли, как будто все жители Парижа одновременно занялись строительством, что и создавало в ночи какие-то странные звуки. Сегодня вечером танцев не устраивали, и Сильви, углубившись в заросли, увидела безмолвный соседний дом. От вида темных окон ей стало даже легче: она уже не столь сильно ощущала какую-то вину и, укрывшись в увитой розами беседке, могла без угрызений совести наслаждаться прохладой сада, заботливо политого слугами перед заходом солнца. Это одиночество вдали от домашней суеты — в доме готовились ко сну — очень ее успокаивало. Это одиночество было так приятно, что Сильви даже задремала, когда на соседней церкви святого Жиля часы пробили десять…

Внезапные звуки шагов вернули ее к реальности.

По ту сторону стены кто-то осторожно шел — шаги были едва слышны.

Сначала Сильви замерла на месте, потом бесшумно встала, прислушиваясь, и подумала о госпоже Де Монбазон, но шелест шелкового платья не сопровождал звуки шагов, которые вдруг ненадолго замерли. Тут Сильви поняла, что это мужчина и что он остановился у самой стены, — Сильви услышала характерные звуки, сменившиеся запахом табака: незнакомец остановился раскурить трубку. Сильви подумала, что это мог быть сторож особняка, который решил осмотреть сад, и снова опустилась на скамью.

Но ненадолго; теперь мужчина перелезал через осыпавшуюся стену, после чего невозмутимо пошел дальше, словно и не находился в чужом владении. Визитер вел себя странно — Сильви услышала, как он принялся насвистывать. Это уже было слишком, и Сильви вышла из беседки в ту секунду, когда незнакомец намеревался туда зайти. Сильви едва сдержала крик: перед ней стоял Франсуа!

Первым заговорил Франсуа: от волнения, что она видит перед собой Бофора, у молодой женщины перехватило горло.

— Сильви?! Но что вы здесь делаете? Неуместность этого вопроса сразу привела Сильви в чувство.

— Более уместного вопроса у вас нет? Каждый раз, когда мы встречаемся, вы спрашиваете, что я делаю? Не кажется ли вам, что этой ночью я должна спрашивать вас, что вы делаете у меня в доме?

В ответ Франсуа улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:

— Вы правы. Простите меня! Мое оправдание в том, что я не знал о вашем присутствии. Я считал, что лето вы проводите в Конфлане.

— Это не оправдание. По-моему, у вас здесь собственный сад. Почему же вы не гуляете там?

— Ваш сад намного красивее! Мой напоминает саванну, а если учесть, что я скрываюсь, то едва ли могу призвать садовников, чтобы привести его в порядок. Поэтому у меня вошло в привычку проводить здесь каждую ночь какое-то время, чтобы подышать ароматом ваших роз. Неужели это столь серьезная провинность?

Сильви почувствовала себя обиженной. Значит, он искал у нее только еще одно удовольствие, дополнительное удобство? В ее голосе прозвучали более жесткие нотки: