Рэндольф мог бы рассказать, как, чтобы подобраться к мантикоре ближе, позволил ей захлестнуть себя хвостом. Как иглы рвали и протыкали укрепленный магией доспех из буйволовой кожи, а Рэндольф ждал: вот-вот тварь повернется попробовать добычу на зуб и подставит под удар тонкую полоску оголенной кожи меж стыками природной брони…

Мог бы рассказать, но не стал. Трудно говорить, когда тебе режут кишки и копаются в них.

Сейчас его никто не резал, но внутри все равно болело.

Он прикрыл глаза, погружаясь в утреннюю медитацию — тщетная попытка вернуть утраченное чувство гармонии и правильности всего происходящего.

Покой не приходил. Боль сидела где-то внутри и грызла стальными зубами.

Ушла… почему она ушла?

Фэйри высидел положенные для медитации тридцать минут и встал. Оглядел пустую комнату с десятком тюфяков на полу. Места немного, но должно хватить. Хорошо, что нет других постояльцев — никто, кроме него, не польстился на стылый флигель. Рэндольф не любил привлекать к себе внимание. Почти так же сильно, как пропускать тренировки.

Он вышел на середину комнаты. Руки сомкнулись на рукоятях мечей. Атака, вольт, защита, контратака…

Киравии меен дхаяйн — медитация в бою.

И все было почти так же, как всегда. Он был ветром, скользящим среди заснеженных вершин и небом, отразившимся в зеркалах горных озер. Вихрем, несущим ледяное крошево вдоль пиков, и камнем, встающим на пути вихря.

Но снова, ровно как вчера или три дня назад, в совершенное молчание вклинивалось нечто. Звучало чуть слышно тоскливым диссонансом, фальшивой нотой, разрушая холодную чистоту безлюдья.

Когда он остановился и вложил клинки в ножны, в комнате заметно посветлело. От разгоряченного тренировкой тела шел пар, разогретые мышцы медленно расслаблялись. К привычному и приятному ощущению своего тела как безупречно работающего механизма, примешивалось недовольство.

Не бывает плохой медитации. Мастер-воин не надсмотрщик самому себе и не раб, который мечтает увильнуть от лишней работы. Он не заставляет и не осуждает себя, просто следует путем совершенства — сам себе ученик и наставник.

И все же недовольство не уходило.

Элисон… почему она сбежала?

Он найдет ее. И тогда эта пустота, эта звериная, рвущая душу тоска, от которой хочется завыть, как воют волки долгими зимними вечерами, исчезнет.

Навсегда.

Пожалуй, Рэндольфа можно было назвать эмоциональным калекой. Доступные ему остатки кастрированных чувств были незатейливы, и самым ярким из них являлась радость от следования своим путем.

Этот путь вел куда-то за грань, через страдание к смерти, но разве не смертью оканчивается любой из земных путей?

С момента встречи на окраине Рондомиона каждая секунда, каждый вдох и каждый шаг наполнялись смыслом, а значит, счастьем. И не было важно то, как сильно повзрослела Элисон, как переменилась, потеряла уверенность вместе с талантами и памятью. Она оставалась его королевой, и Рэндольф готовился сложить все, чем обладал, включая жизнь, на ее алтарь.

Но все пошло не так.

Элисон не желала только брать. Принимая служение, она раз за разом старалась дать что-то в ответ.

Поначалу Рэндольф, привыкший считать себя вещью, пытался объяснить Элисон ее ошибку. Пытался — и не смог. В ее глазах он был личностью. Хуже того, рядом с ней он и правда начал ощущать себя личностью с правом на собственные желания.

А потом была ночь в шельтере, после которой хрупкий, сбалансированный мир фэйри взорвался и полетел в пропасть. Потому что того, что произошло, просто не могло быть.

Но было.

И фэйри не мог сказать, что всего лишь выполнял повеление госпожи. Хотя бы потому, что слишком хорошо помнил, кто начал первым. И ток лихорадочного, животного, сводящего с ума желания в своей крови.

И то, что он был у нее первым мужчиной.

Все следующее утро Рэндольф пытался осмыслить свою новую роль и боролся с желанием достать чейнадх, чтобы понять, что именно он сейчас чувствует.

Это было слишком сложно, и он оставил попытки разобраться. Просто принимал происходящее с благодарностью, не заглядывая в будущее.

Лишь когда Элисон сбежала, фэйри начал понимать, насколько она была права. Он не вещь. Потому что этот побег был как нож в спину.

Вещь нельзя предать. И вещь не умеет обижаться.

* * *

— Добрый вечер.

Чарли дернулся от неожиданности, расплескав пиво на себя и сидящего рядом Винсента. Секунду назад лавка напротив пустовала, а сейчас там расположился неизвестный тип.

Обматерив незнакомца, а за компанию и охрану, которая сидит и чешет яйца, пока к хозяину подкрадываются всякие, Чарли поставил на стол мокрую кружку и внимательно осмотрел незваного гостя, готовясь бежать или нападать, в зависимости от ситуации.

Гость прятал лицо под низко надвинутым капюшоном и кутался в теплый плащ, что в жарко натопленном и душном зале трактира смотрелось вдвойне подозрительно.

Эта сомнительная маскировка, как и прозвучавшее ранее приветствие, неожиданно успокоили. Убийцы стараются не выделяться, и здороваться убийца уж точно не станет. Его приветствием будет удар ножа.

Тем временем охранники поспешили загладить свою оплошность и, обойдя стол, взяли незнакомца в клещи.

— Мистер Бруизер не любит, когда к нему подкрадываются. Шел бы ты отсюда, парень, пока не сломали чего.

Громила, известный жителям Братсмута под прозвищем Кувалда, продемонстрировал увесистый кулак едва ли не больше головы незнакомца. Как правило, этого было достаточно. Начинавший на Арене еще при отце Чарли, Кувалда смотрелся весьма внушительно. Огромные ручищи, стесанные в боях костяшки пальцев, перебитый нос и двести тридцать фунтов мышц, распиравших легкий доспех, отбивали всякую охоту связываться с этим человеком. Рядом с ним кутавшийся в плащ незнакомец казался совсем задохликом.

— У меня дело к Винсенту Мак-Грегору, — незнакомец никак не отреагировал на угрозу. Его голос, тихий и хрипловатый, даже не дрогнул.

«Разеннец», — отметил Чарли. Едва заметная манера говорить отрывисто и удваивать согласные, выдавала в незнакомце жителя южного полуострова. Либо разеннец, либо долго жил в тех краях.

— Сказано же — иди отсюда, — рыкнул Кувалда, попытавшись сцапать навязчивого хмыря за плечо, но ухватил пустоту. Гость неуловимым глазу движением сместился чуть правее, словно и сидел там изначально.

— Я не ищу ссоры, — в голосе незнакомца не было торжества или заискивания. — Мне просто нужно поговорить с Винсентом Мак-Грегором.

Любопытный тип.

— Оставь! — приказ остановил готового броситься в бой Кувалду. Чарли с Винсентом переглянулись. Винсент отхлебнул, со стуком поставил кружку на стол и кивнул: