внимание наличие легальной политической структуры оппозиционного характера в лице УНДО. То есть Германия проведением конференции недвусмысленно дала понять, что с ней надо считаться и достигать политического компромисса.

К этому следует добавить и сообщение польской печати о том, что 18 ноября 1927 года во Львове был арестован глава Львовского окружного Совета «Халлера» (бывшие военнослужащие военного корпуса генерала Халлера) Бронислав Еустахевич, который 11 ноября готовил покушение на Ю. Пилсудского, но по неизвестным причинам отказался от его исполнения. Арест подозреваемого был проведён по письму соучастника, некоего Прейсса. Деликатность происшедшего состоит в том, что УВО и Совет «Халлера» объединяла, несмотря на этнические расхождения, совместная нелюбовь к маршалу.

Принятое на конференции положение принципиального размежевания будущей ОУН и УВО оттеняла следующие важные моменты:

1. УВО продолжало функционировать в качестве нелегальной боевой организации, решая разведывательные задачи в интересах германского абвера, за исключением «эксов»;

2. Итоговым решением конференции явился перенос дальнейшей работы украинских националистов на открытые «рельсы», расширение пропаганды своих идей среди галицкого этноса с парламентских трибун Польши. Легализация своих структур под видом спортивно-культурных обществ, вплоть до сельского уровня, с целью привлечения новых сторонников;

3. Рождение нового националистического движения и легализация его в Польше происходили в условиях подготовки к новой вооружённой агрессии против СССР, что могло способствовать навязыванию странам-агрессорам своих предложений и даже условий по воссозданию бывшей украинской государственности. (Матрица этого проекта была использована в июне-июле 1941 года в форме так называемых «походных групп» ОУН на Украине);

4. Программа использования так называемой военной ситуации для реализации национально-государственных проектов не являлась некой новинкой в политических технологиях 20-х годов. Ещё в июле 1913 года на Первом всеукраинском студенческом конгрессе во Львове была принята резолюция об использовании прогнозируемого военного конфликта (войны в Европе) для освобождения и создания самостоятельного Украинского государства (то есть за год до большевиков. NB!). То же самое, забегая немного вперёд, можно сказать и об ОУН, которая была военно-политической организацией (с фракцией УВО в составе), а её доктрина была «военной». То есть украинские националисты были уверены, что возрождение украинской государственности возможно лишь вследствие возникновения Второй мировой войны.

5. Как и в случае с УВО, в план по созданию ОУН был заложен постулат использования нового молодого поколения, так называемых галицаев-украинцев. Убеждённость в этом основывалась на том, что западноукраинская молодёжь конца 20-х годов была привержена националистической идеологии. Анализируя причины поражения украинской государственности (как ЗУНР, так и УНР), помимо известных внешних факторов, усматривалась и общая внутренняя неподготовленность украинского народа в идеологическом и политическом просвещении. Общественно-политические организации, которые существовали перед Первой мировой войной, не выработали, как считали идеологи украинского национализма Д. Донцов и Н. Михновский, политически сознательного типа украинца. Катастрофа державности последовала вследствие мозаичных идейных миражей и традиционной межгетманской атаманщины. Как отмечал Н. Михновский: «…Поражение освободительной борьбы 1914–1923 годов показало, что основная причина несчастья нашей нации – отсутствие национализма среди её широких кругов». Необходимо было воспитывать и перевоспитывать нового украинца и политически сознательную общественность на принципах интегрального национализма[290].

То есть националистическое мировоззрение стало тем ориентиром, которому следовала украинская молодёжь в 1920-х годов. Флаг освободительного движения был передан в её руки по причине того, что старшее поколение борцов за «свободу Украины», в условиях мира и стабильности общественно-политических процессов в Галиции, постепенно отходило от активной революционной деятельности. Они постепенно пообвыклись с жизненным укладом польских властей, занимались семейными и родственными делами, работой в хозяйственных, культурных, научно-образовательных учреждениях, вялотекущей политической деятельностью в различных партиях, в том числе и КПЗУ, но в рамках существующих польских законов. Поэтому их влияние на молодое поколение было ограниченным и толерантным. В то время как украинская молодежь, среди которых было немало бывших военнослужащих армий ЗУНР и УНР, после выхода из интернированных лагерей получала профессиональное образование в учебных заведениях ЧСР, Австрии, Германии и других странах, в условиях существовавших вузовских украинских диаспор она проникалась националистической идеологией, создавала политические и культурные общества, вынашивала идеи жертвенной борьбы за возвращение на родину, освобождённую от «оккупантов». В этом она находила смысл своего судьбоносного предназначения и искала примеры для подражания в соотечественниках – галицаях, погибших за «великую Украину».

Убийство Я. Собинского и дело Р. Шухевича

Одним из очередных эпизодов «кровавой борьбы» стал суд над 17 членами УВО в январе 1928 года во главе с начальником команды Ю. Головинским. Представляется, что данный показательный процесс, с учётом назначения польской полицией убийцами Я. Собинского членов УВО Я. Вербицкого и В. Атаманчука, явно начался спонтанно. Причиной поспешности, возможно, явилось политическое решение властей Польши нивелировать факт проведения конференции и создания украинского националистического движения (ПУН), способного объединить под свои знамёна большой конгломерат политических структур и представляющего сепарационную угрозу для страны. В ответной реакции пилсудчики попытались представить и обвинить украинское националистическое движение, например УВО, как террористическую организацию, занимающуюся шпионажем и диверсиями в интересах Германии, Литвы и СССР (и не без оснований).

Во всём судебном процессе наиболее интригующим нюансом оказалась причина, по которой государственная полиция Польши не «смогла» установить истинных исполнителей преступления Р. Шухевича и Б. Пидгайного, несмотря на то что была прекрасно осведомлена в невиновности Я. Вербицкого и В. Атаманчука. Последние проходили по уголовному делу и в журнале отчётности судебного производства за 1927 год «…по делам шпионским и коммунистическим» значились в пункте 6 страницы 43 (48). Там же указано, что подследственные обвинялись в организации шпионажа и были связаны с некой пани Володимирой Пепчинской, которая уже осуждена и отбывала наказание за шпионаж в тюрьме г. Краков. Им также вменялись факты проведения диверсий, нападений на почты, антипольской пропаганды. Всей деятельностью «банды преступников» руководил Е. Коновалец, «окопавшийся» в Берлине. Там же указано, что 13 марта 1928 г. В. Атаманчук и Я. Вербицкий приговорены к смертной казни через повешение[291].

Но любопытная деталь. На той же странице в пункте 5 имеется запись о том, что к шпионской деятельности пани Володимиры имел отношение Шухевич Роман, сын Иосифа и Еугении, 30.06.1907 г.р., который неоднократно выезжал со шпионской миссией в Данциг. Там же указано, что он принадлежит к организации УВО и дело по обвинению в шпионаже Р. Шухевича находится в процессе расследования. Это важное обстоятельство необходимо запомнить (выделено О. Р.). Таким образом, в ходе уголовного расследования дела в отношении шпионской деятельности В. Пепчинской был установлен её соучастник, который выезжал в Данциг (там находилась команда УВО, через которую проходили указания Е. Коновальца из Берлина, а тот в свою очередь получал и отчитывался перед абвером). Однако