– Я вам не верю, – не слишком убежденно повторил старец.

– Тогда давайте решим все в реалиях, которые вам ближе, прапор.

Он поискал взглядом, где бы сесть, и примостился на краешке стола, нахально закинув одну ногу в кожаном сапоге с частично зашнурованным раструбом на подлокотник ближайшего кресла. Кресло стояло как раз напротив того, в котором сидел старец. Благообразную харю прапора от этого аж повело.

– Предлагаю турнир. Вот только сражаться будем не мечами.

– Сопляк! – рыкнул старец. – Сам не понимаешь, о чем болтаешь!!

Сергей завздыхал снова, всем своим видом показывая: дескать, месье, как я сожалею, что вы не манж па сие жур в таких простых вопросах.

– Вы на меня будете нападать всей своей силой, а я, бедный, постараюсь сохранить во время этого непринужденную позу и ровное дыхание… Соглашайтесь, прапор, я вас умоляю! Моя целость против заклинаний всего вашего ордена – это ли не мечта идиота?

– Идиота зрю перед собой! – обиделся старец.

– Точно! – с готовностью, которая могла показаться даже подобострастной, воскликнул Сергей. – Итак, я стою, а ты нападаешь. Вместе со всеми своими рыцарями. А потом, когда ты…

– Милорд я и сэр! – вторично и очень громогласно обиделся старец. – На «ты» со мною?!

– Прошу прощения, прапор. – Сергей поднял обе руки в знак того, что осознал ошибку. – И как сказано у одного хорошего писателя – башуста, артык-ага, трусь лбом покорности о порог милосердия вашего… А потом, когда вы устанете метать в мою сторону громы и молнии, мы поговорим о том, следует ли мне просто восстановить Проклятие замка Чехура над всеми вами или же мы пойдем совсем по другому пути…

Старец метнул взгляд, который когда-то, в его молодости, наверняка был огненным. Сейчас от прошлого горенья остались одни головешки.

– Ну что ж… Я сотру тебя в порошок…

Из-под тонких губ прапора слова выдавливались со змеиным шипением. И если бы Сергей по-прежнему был милым домашним мальчиком, такое вполне могло бы его напугать, если бы он услышал такое когда-то, месяца этак три назад…

– Простите, милорд, но я тоже милорд и сэр, – услужливо напомнил старцу Серега, – так почему же вы мне тыкаете? – Именно прапор ордена когда-то посвятил его в рыцари, и звание «сэр», дарованное им самим, благообразному старцу никак не следовало забывать.

То был дар за то, что он освободил здешних обитателей от Проклятия замка Чехура, которое, вполне возможно, придется восстановить вновь. Хоть и не хотелось творить такую жестокость – не Пол Пот же он в конце концов, чтобы пытки непокорных в тенетах вневременья и внеземелья радовали ему душу…

– Сэр. Так когда, сэр?! – буркнул прапор.

– Да хоть прямо сейчас, – оживленным до неприличия тоном сообщил слегка пораженному старцу Сергей и встал, по пути едва не опрокинув кресло, на которое опиралась его небрежно отставленная в сторону и крайне дерзновенная стопа. – Чего тянуть-то?

Ох и взглядец был в этот момент у предоброго старинушки… Но относился ли он к обиде за собственные роскошные мебеля или к Серегиному вызывающему поведению – вот это так и осталось для сэра Сериоги тайной.

«Таким, наверно, Мефистофель на душу Фауста смотрел…» – несколько нахально попытался срифмовать про себя герцог Де Лабри, особенной тяги к поэзии никогда не питавший. Потом он вздохнул и вслух сказал:

– Куда идти-то? И как долго ждать вашего общего сбора? – и, не удержавшись, съехидничал: – Вам непременно надо собраться – всемером одного забивать сподручнее.

– Выйдем на поляну, – недружелюбно ответил прапор. – Аждать тебе… то есть вам долго не придется, преотвратный сэр, рыцари мои соберутся по одному моему желанию…

Поляна, располагавшаяся возле уже знакомой Сергею громады замка Чехура, оказалась вытянутым в длину полем внушительных размеров. По общему виду поляна больше подходила для ристалищ и прочих рыцарских выгулов, чем для трогательных дамских прогулок на предмет плетения веночков, а потому и название «поляна» как-то не вязалось с этим местом. Да и трава тут была старательно вытоптана множеством рыцарских сапог…

– Чего стоим, чего ждем? – почти радостно осведомился Сергей, выбирая себе позицию поудобнее посреди лазорево-зеленой травы.

Прапор, яростно глянув на него, развернулся и принялся отсчитывать шаги по травке.

Сергей с некоторой беспечностью глядел на него. Теплота мягкой кожи на правой руке казалась весомой и ощутимой, она грела и странным образом наделяла уверенностью в себе…

И пока он так благодушно глазел на шаги старца, даже простодушно раззявив при этом рот – в полном соответствии со своим имиджем простофили, – подлый прапор вдруг мгновенно развернулся на полушаге и со зверской до ужаса рожей замахнулся рукой в его сторону. Сергей, не успевший ничего осознать, скорее инстинктивно, чем по велению разума, переступил с ноги на ногу. И опять-таки скорее инстинктивно, чем осознанно, его тело сместилось при этом сантиметров на двадцать вправо.

Мимо груди что-то стремительно шурхнуло, невидимое, но пролетевшее с дикой скоростью и пахнувшее на Сергея мощной веерной струей жаркого злого воздуха. В противовес этому мурашки, которые брызнули у него по спине, оказались до ужаса ледяными.

Громовой раскат от пролетевшего рядом с телом невидимого «чего-то» с запозданием ударил в уши. Фигура прапора, находившаяся прямо перед ним шагах в тридцати, вдруг моргнула и исчезла. Слинял? Или же могучий старец-маг готовит новое нападение?

Следовало принимать какие-то меры. И очень срочно. Он крутанулся на пятках, опасливо заози-равшись, в промежутках между взглядами тревожно сообщив в сторону перчатки и мысленно, и вслух:

– Э-э… Эй! Ты должна меня спасти. Не знаю уж, как к тебе обращаться… В общем, так, на меня сейчас будут нападать маги-рыцари, и очень тебя прошу: защити меня!

Странная щекочущая дрожь пробежала по коже кисти, на которой покоилась перчатка. Было полное ощущение того, что перчатка брезгливо скукожилась. А что, если спасение владельца не является для волшебного причиндала поистине «великим деянием»?

Блямп! Ракурс симпатичного окололесного пейза-жика, в центре которого он стоял – с поляной, заросшей очень даже милой сине-зеленой травкой, окруженной по периметру купами округлых, точно барашки, деревьев того же самого оттенка, с розовато-сиреневым небом над ними, – вдруг мигнул перед его глазами и повернулся совершено другим боком.

Он очутился в другой точке на поляне. Теперь деревья были несравненно ближе, а замок, бывший до этого по правую руку от него, глядел прямо в лицо. Промежуток между местопребыванием «там» и «тут» занял ничтожно мало времени – вряд ли он успел даже моргнуть.

Только одолевала легкая тошнота и головная боль.

На месте, где он (предположительно) только что стоял, лазорево-зеленая травка вдруг вспучилась и с натугой, проходя через стадию горбатого пузыря, разродилась земляной раной, с фонтаном земляных брызг, корней, ошметков травы и дерна. Серега неверяще уставился на красновато-черный разрыв, появившийся на том самом месте, где он только что стоял. А если бы он не сместился?