Е. Волгина: И насколько реально все это синтезировать? Просто мы помним, что когда появился Советский Союз, фактически отказались от того, что было в Российской империи. Когда пал Советский Союз, был период, те же самые 90-е годы, когда, по сути, страна отказывалась от того, что было у нее в прошлом, наступил вот этот период и в этот период повисли где-то. И куда идти — непонятно, То есть, с одной стороны, казалось бы, возрождаем 1 мая, появился тот же самый герой труда. Но опять же, есть мнение, что по сути, это какая-то оболочка, конфетки-то внутри нет, то есть, черпаем откуда-то, а конфетки нет.

Аверьянов: Ну да, вы еще ГТО упомяните. Я тоже считаю, что эти вещи являются чисто декоративными. Они не являются столь знаковыми, как можно было бы подумать. Но, отвечая на ваш вопрос, что нам нужно сбрасывать с парохода, с корабля современности, какие-то старые ценности…

Е. Волгина: А что брать на него?

Аверьянов: Или не сбрасывать? А вот эта сама задача сбрасывания всегда возникает в эпохи слома, Смутные времена. Так было и в 17 году, так было в 91 году. А потом вдруг приходит осознание, что не надо сбрасывать, — это просто бесполезная разрушительная деятельность. Вот о чем идет речь. Другое дело, что не все нужно брать. И я не знаю, что вас больше интересует, я могу перечислить, какие черты, например, советского периода мы считаем важными. Я могу очень долго об этом говорить. Это, к примеру, сохранение и защита национального достояния как результата всеобщего труда.

Е. Волгина: Что конкретно? В данный период времени?

Аверьянов: Речь о том, что все, что строилось всеобщим трудом, трудом народа, было своего рода сакральной ценностью, это было святыней, это защищалось, в том числе и…

Е. Волгина: Строилось что, конкретно?

Аверьянов: Индустрия, допустим, строилась, инфраструктура, медицина, образование, наука, все, что угодно.

Е. Волгина: Ну, как строилось, так это быстро все разрушилось…

Аверьянов: Нет, это оставалось определенной ценностью высочайшего уровня до самого конца советского периода. Я сейчас говорю не о том, что потом разрушилось, а о том, что можно брать из советского периода. Далее, создание новой физической стоимости как основа экономического развития. Подчеркиваю — новой физической стоимости. То есть это реальная экономика. Далее, это непосредственная связь гражданских обязанностей, профессионального долга с совершенствованием и размещением производительных сил. То есть было понятно, что мы не просто создаем огромное количество бухгалтеров, экономистов, финансистов, которые непонятно где будут работать, и непонятно на кого, но мы знаем, что нам нужно и мы соответствующим образом строим и образование, и науку, и всю систему размещения производительных сил. И это всего лишь маленький срез из этого большого перечня.

Е. Волгина: Как много времени может потребоваться, чтобы вот это все лучшее оттуда взять и применить к нашим новым рыночным реалиям?

Аверьянов: Чем раньше мы встанем на новый курс, который предлагает Изборский клуб, тем меньше нам потребуется времени.

Е. Волгина: А встанем?

Аверьянов: Встанем, у нас нет другого выхода.

Е. Волгина: Виталий Владимирович, ответьте пожалуйста на вопрос слушателя. Без оглядки на прошлое не будет никакого будущего, так Сталин принес в Советский союз многие традиции царской России. Согласны ли вы, что будущее современной России — это синтез коммунизма и православия?

Аверьянов: Формулировки могут быть разные. Вот у нас членов клуба 27 человек, каждый свои предлагает. Есть и похожие на те, что предложил наш слушатель. Я бы не сказал, что это синтез коммунизма и православия. Это синтез скорее социалистических элементов, элементов сильного государственного социализма с традиционными, и рыночными в том числе…

Е. Волгина: Социализм, да еще и рыночные элементы, насколько это сопоставимо?

Аверьянов: Вот вы сейчас воспроизводите стереотип. Потому что в сущности очень мало на земле есть стран, где господствует неограниченный рынок. Как правило, это страны переходные, которые абсорбируются более мощными цивилизациями. Все серьезные устойчивые страны — это страны, в которых есть значительный сектор государственного регулирования.

Е. Волгина: Например, какие страны?

Аверьянов: Да любые. Какие вы ни назовете…

Е. Волгина: Гондурас?

Аверьянов: Серьезные страны, которые считаются суверенными, скажем так.

Е. Волгина: Соединенные штаты, Франция, Германия?

Аверьянов: Да, они все используют серьезнейшие рычаги государственного регулирования. Но в России эти рычаги должны быть еще более мощными, на наш взгляд.

Е. Волгина: Я поняла вас. Теперь я бы хотела остановиться на Дне победы, который Россия отметила. Вы были в Москве в это время?

Аверьянов: Да.

Е. Волгина: Скажите, по вашему наблюдению, меняется ли атмосфера 9 мая в России?

Аверьянов: Я не был на параде Победы. Я был в парке, салют смотрел. Отвечая на ваш вопрос, если брать большой период времени — изменилось. Потому что в 90-е годы было такое настроение одно время, что многие считали, непонятно, насколько мы все-таки верно воспринимаем эту победу, и какой ценой она далась. Сейчас тоже конечно отдельные лица и отдельные публицисты выступают с такими настроениями. Но в массе, где-то я так думаю, примерно с 2001–2002 года настроения сильно поменялись, они вернулись к патетическим, к воодушевлению. Но в отличие от того, чем была Победа в советское время, когда еще ветераны были молоды и во многом задавали тон отношения к Победе, сегодня тон задает молодежь. Это следующее поколение, которое войну не видело, которые знает ее только из фильмов, книг и т. д.

Е. Волгина: И какой тон она задает? На самом деле, меня очень тронуло, когда я видела по бульварам Москвы шли и молодые ребята, школьники, студенты, держа в руках фотографии и ордена своих дедов, прадедов, которые воевали.

Аверьянов: Этот тон доминирует сегодня. Среди нашей молодежи он доминирует. Это не случайное явление, потому что человек всегда ищет, на что ему опереться в прошлом. И когда 9 мая в 2001 или в 2002 году возникли эти массовые настроения торжества, это означало, что после ельцинских времен возникший тогда вакуум просто нельзя было не заполнить. И он начал заполняться, как бы мы ни относились к Владимиру Путину. Мы в клубе Изборском к нему относимся по-разному, и очень критично относятся многие. И особенно важно в отношении молодежи, если бы этот вакуум сохранялся и в 2000-е годы, целые поколения людей провалились бы в него. Провалились просто как личности, потеряли бы личностную ориентацию. И вот 9 мая было первой точкой опоры, на которую могло опереться сознании молодого человека.

Е. Волгина: Насколько крепко оно опирается на эту точку? Ведь заканчивается праздник, все разбегаются, и это единение остается разве?