она вышла на освещенную площадку, один лишь ее взгляд заглушил шум толпы. Сначала никаких слов. Уроки Бесподобного: держи их в напряжении. Тишина стала полнейшей. Тьма кромешной. Она не придумывала сценария, но любые ее слова вызовут бурю чувств. Неважно, что она сама не видела воздействия своих слов.

– Я быстрее самой смерти! – с какой-то отстраненностью она услышала собственный голос.

Сельские провинциалы: люди сразу начали креститься и бормотать молитвы.

– Так быстра, что вижу будущее, – наклон головы, подсмотренный у Деваны. – Вы, третий ряд. В синей шляпе. – Она сверлила его взглядом, пока он не отвернулся. – Она знает, что вы сделали. Но прощения не будет. Вы понимаете?

Он кивнул; смущенное движение деревенского увальня.

– Вы не будете прощены, но вас еще можно спасти.

Он кивнул так резко, что с головы свалилась шляпа, и забормотал, словно заученный катехизис:

– Спасибо вам, спасибо, спасибо…

Она продолжала игру.

– Первый ряд. Блондинка с косами. Вы недавно потеряли близкого человека, – не надо особой прозорливости для такого утверждения в этих краях, где люди дохли как крысы и их хоронили в общих могилах. Но девушка ахнула и прижала руку к животу. Одежда висела на ней как на вешалке, и Шэй осенило. Она положила голову девушке на колени и сказала:

– Вы потеряли ребенка.

Девушка выглядела потрясенной, и в ее голосе прорывались всхлипы.

– Да, мальчика… Майкла, – еле слышно произнесла она, и, когда Шэй повторила имя перед зрителями, все ахнули.

– Малыш Майкл. – Она опустилась на колени и взяла девушку за руки. Ей нужно было узнать, был ли он мертворожденным или прожил несколько недель.

– Удалось ли ему увидеть дневной свет? – неуверенно спросила она.

Девушка вздрогнула и сжалась.

– Нет. Родился мертвым. Что же я сделала не так?

Вот и момент для ритуала Мурмурации. На сцене и в постели. Нельзя позволить чувствам так просто завладеть умом. Даже хаос имеет особый свод правил. Шэй подняла голову девушки и быстро, так чтобы услышала только она, прошептала:

– Вы все делали правильно. Все правильно.

Она откинула назад голову и заверещала как сипуха. Давненько она не исполняла такой песни, но все вышло хорошо. Короткий вопросительный клич, а затем длинный отклик.

– Хо, ху… Хо-ху-хооо? – проухала она по-совиному.

Она обращалась к публике, но смотрела на девушку.

– Когда вы услышите следующий призыв, это будет голос Майкла. «Хо, ху, ху-хо-ху». Вы слышите?

Девушка кивнула.

– Дети, так и не увидевшие дневного света, становятся ночными птицами. Лесными завирушками, соловьями, сипухами и козодоями. Он всегда будет рядом и всегда будет говорить с тобой.

Девушка захлебнулась благодарностью и схватила за руку своего спутника.

Потребовался всего час. Зрители слушали в изумлении. Она руководствовалась наставлениями отца. «Ты приручаешь лошадь, но воспитываешь ястреба». Эта публика не имела ничего общего с ястребиными. Она могла приручить их и превратить в свое оружие. Она могла вооружить их посланием, и они будут распространять его, когда Кокейн уедет отсюда. И есть надежда, что оно дойдет до труппы Блэкфрайерс. Она возвела глаза к потолку шатра.

– Прежде чем я уйду… – по толпе прокатился тихий печальный стон.

– Прежде чем уйти, я вознесусь над облаками, оттуда увижу всю Англию, ее будущее и ее прошлое, все откроется моему взору подобно этим обширным полям. Я вижу трудные времена позади нас, – она впервые произносила эти слова, – вижу голод и наводнения, вижу наших мертворожденных детей и наши налоги, – ропот согласия пробежал шатру, – вижу студеные морозы и долгие зимы, – ее руки раскинулись широко, как крылья. – И я вижу наше будущее.

Она издала соколиный крик, прозвучавший на редкость пронзительно для разгоряченной толпы, и провозгласила:

– Приближается воинство птиц. Они сияют лунным светом.

Позади нее началось волнение и явно горячий спор между коммонерами. Прежде чем она смогла заговорить снова, занавес бесцеремонно опустили, скрыв ее от зала.

И тогда она закричала:

– Птицы с сиянием небесных звезд. Они слетят на землю яростным воинством… – она вновь издала соколиный клич и скрючила пальцы с острыми ногтями.

Руки попытались закрыть занавес. Другие руки цеплялись за нее сзади. Все зрители вскочили на ноги и, вцепившись в занавес сорвали его, сорвав покровы с застывшей фигуры Шэй.

– Они ослепят тиранов, надсмотрщиков над рабами, землевладельцев и нечестивцев. – Она принялась срывать с себя одежду, и тряпочные перья падали, как снег. Все лица теперь внимали ей. Тишина часовни.

– Они ослепят и труппу Кокейна, – воскликнула она, и тогда терпение коммонеров закончилось. Они потащили Шэй назад по сцене, ее пятки стучали по доскам, но она пела своим разрывающим горло голосом:

– Как полные луны, птицы с небес светят нам,

Их когти цепки, а клювы ослепительно остры.

Те птицы воссияют, рассеяв мрак тумана,

И спасут от тягостных уз нашей горькой судьбы

Мы станем птицами по смерти, крылаты мы от рожденья,

И мы воспарим над печалью земной, в небе наше спасенье.

Издав последний соколиный крик, она разорвала остатки костюма. Коммонерам пришлось утаскивать ее под гром аплодисментов.

Сборы проводили в страшной спешке. Джаггер сновал повсюду, подгоняя рабочих криками и пинками. Все словно забыли о вежливости предыдущих недель по отношению к Шэй; она болталась поперек скачущей галопом лошади, слева и справа на нее покрикивали конвойные всадники, а затем на барке ее опять заперли в клетку. Они сразу отчалили, хотя половина команды еще не прибыла; Валентину пришлось прыгать на борт уже отходившей от берега барки. Она спросила его, что произошло, но толком не услышала его ответ из-за грохота ящиков и мешков, спешно забрасываемых на палубу.

– Нас преследовали. То ли Черные Стрижи, то ли какая-то неведомая банда. А среди зрителей толкались люди, готовые заплатить за то, чтобы узнать, куда мы идем дальше.

Они нашли ее. Они пришли за ней. Связь с Бесподобным укрепилась; пусть она пока тонка, как волосок, но крепка, как паутина.

Девана вернулась в сумерках. Она парила по снижающейся спирали над баркой, едва шевеля крыльями. Шэй держала язык за зубами; не все еще уснули, зато все держали наготове оружие. Птица сейчас была вне досягаемости даже самой дальнобойной стрелы, но кто знает, что может случиться, если она спустится за угощением. Шэй молча наблюдала за ней. Потом в небе появилось что-то еще. Другая птица, возможно. Она светилась как зеленое земноводное, и Шэй не смогла понять, то ли оно огромно, но еще далеко, то ли мало и уже близко. Его крылья были отведены назад, как перед смертельным падением на добычу, и