— Да. Примерно один раз в миллион лет,— отозвался Чачо.

— Два раза в миллион лет,— поправил его Матт.— Нас ведь двое.

— Ну и идиот же ты,— сказал Чачо, но плакать перестал.

Солнце медленно ползло по небу. Матту все сильнее хотелось пить. Он старался не думать о воде, но ничего не получалось. Язык прилип к небу. На зубах скрипел песок.

— Я нашел острую кость,— сообщил Чачо.— Кажется, чей-то зуб.

— Отлично,— пропыхтел Матт, старательно перепиливая ленту о ребро.

Эта чертова лента обладала удивительной способностью растягиваться. Он все пилил и пилил, а лента только делалась все длиннее и длиннее, но никак не рвалась. Однако вскоре она растянулась так, что Матт смог вытащить руки.

— Я освободился! — крикнул он.

— Я тоже,— отозвался Чачо.— Теперь высвобождаю ноги.

Матт ощутил проблеск надежды. Он осторожно подтянул ноги к груди и подцепил ленту обломком кости. Двигаться приходилось невыносимо медленно, чтобы не провалиться еще глубже, и каждую минуту он останавливался передохнуть. Он сильно ослаб.

Чачо, видимо, тоже подолгу отдыхал.

— Кто такой Тэм Лин? — спросил он в одну из таких пауз.

— Мой отец,— ответил Матт. На этот раз он не запнулся.

— Чудно как-то... Почему ты называешь родителей по имени?

— Они так хотели.

Наступило долгое молчание. Потом Чачо спросил:

— Ты и правда зомби?

— Нет, конечно! — возмутился Матт.— Думаешь, я смог бы так разговаривать?!

— Но ты их видел?

— Да,— ответил Матт.

Ветер стих, в воздухе повисла тяжелая неподвижность. Тишина была зловещей: казалось, пустыня чего-то ждет. Даже летучие мыши перестали пищать.

— Расскажи о зомби,— попросил Чачо.

И Матт описал ему одетых в коричневое мужчин и женщин, гнущих спину в полях, и садовников, которые ножницами подстригают траву на газоне у особняка Эль-Патрона.

— Мы называли их идиойдами,— сказал он.

— Видимо, ты там долго прожил,— заметил Чачо.

— Всю жизнь.— Матт решил сказать правду.

— Твои родители были... идиойдами?

— Скорее их можно назвать рабами. В таком доме хватает работы и для людей с нормальным интеллектом.

Чачо вздохнул.

— Значит, с моим отцом тоже, может быть, все в порядке. Он был музыкантом. Там у вас были музыканты?

— Да,— ответил Матт, подумав о мистере Ортеге. Но мистер Ортега не мог быть отцом Чачо — слишком давно он жил в поместье.

Солнце клонилось к западу. Было заметно темнее, чем положено в это время суток, даже если учесть, что хитросплетение костей загораживает свет. Снова подул ветер. Он стонал среди костей, как заблудившийся призрак, и оказался неожиданно холодным.

— Как будто Ла-Льорона плачет,— сказал Чачо.

— Это просто сказка,— отозвался Матт.

— Мне о Ла-Льороне рассказывала мама, а моя мама никогда не врала!

Чачо мгновенно заводился в ответ на любое оскорбление в адрес его матери, настоящее или мнимое. Матт знал, что она умерла, когда Чачо было шесть лет.

— Хорошо. Я поверю в Ла-Льорону, если ты поверишь, что летучие мыши не опасны.

— Лучше бы ты о них не вспоминал,— сказал Чачо. Ветер задул еще сильнее, над равниной заклубилась пыль. Верхние кости загрохотали, и внезапно все вокруг осветила яркая вспышка. Где-то вдалеке громыхнул гром.

— Это гроза! — удивился Матт.

Холодный ветер принес запах дождя, и жажда стала еще мучительней. В пустыне грозы бывают редко, особенно в августе и сентябре, но все же случаются. Они налетают внезапно, опустошают все вокруг и столь же стремительно утихают. Эта гроза обещала быть впечатляющей. Небо сначала побелело, потом стало розовым, как персик: это лучи заходящего солнца подсветили снизу огромную сизую тучу. Засверкали молнии. Матт считал, сколько секунд проходит от вспышки до грома, чтобы оценить расстояние до грозы: миля, полмили, четверть мили, потом прямо у них над головой. Туча разверзлась, и из нее посыпались градины величиной с вишню.

— Лови градины! — закричал Матт, но сквозь нестихающий грохот Чачо его вряд ли расслышал.

Матт ловил градины, отскакивающие от костей, и запихивал в рот. Потом пошел дождь, сильный, как из ведра. Матт раскрыл рот и принялся жадно пить. Во вспышках молнии он видел, что летучие мыши приникли к костям. По стенкам впадины с журчанием струились потоки воды.

Потом все закончилось. Ветер унес грозу к другому концу пустыни. Молнии стали реже и слабее, но вода по-прежнему стекала во впадину. Стараясь не делать резких движений, Матт снял рубашку и отжал ее себе в рот. Дождь немного оживил его, хотя, чтобы полностью восстановить силы, воды было явно недостаточно.

Небо стало почти черным.

— Пока хоть что-нибудь видно, надо определить направление к ближайшему краю,— окликнул Матт друга.— Я высвободил ноги. А ты?

Чачо не отвечал.

— Ты цел?! — Матта пронзила страшная мысль: вдруг Чачо во время грозы соскользнул на дно впадины?! — Чачо! Отзовись!

— Летучие мыши,— раздался слабый голос. Матт вздохнул с облегчением.

— Они тебя не тронут,— сказал он.

— Они по мне ползают,— простонал Чачо.

— По мне тоже.— Тут только Матт почувствовал, что с ног до головы облеплен крохотными существами.— Они... они просто хотят укрыться от дождя,— пробормотал он, надеясь, что это правда.— Вода затопила их гнезда. И наверное, они хотят согреться...

— Они ждут темноты,— упрямо возразил Чачо.— И тогда примутся сосать кровь.

— Не говори глупостей! — заорал Матт.— Они напуганы и замерзли!

Щекочущие прикосновения вселяли в него инстинктивный ужас. Далекая вспышка молнии выхватила из темноты крошечную тварюшку, приникшую к его груди.

У нее был плоский нос, уши как листики, а изо рта торчали тоненькие, острые как иголки зубы. Под кожистым крылом у нее сидел малыш. Это была мать, спасающая своего детеныша от потопа.

— Ты меня не укусишь? — спросил Матт у летучей мыши.

Он осторожно повернулся, застыл на месте, когда кости под ним зашевелились, и пополз, направляясь туда, где, по его мнению, лежал ближайший край. Летучая мышь повисела немного у него на груди, потом вспорхнула и скрылась в темноте.

Он будто плыл по причудливому грозному морю. При каждом движении вперед Матт немного проваливался вниз. Один раз тяжелая кость опустилась ему на спину, и он испугался, что застрянет: попросту не сможет двигаться и будет ждать смерти, будто муравей в янтаре. Но затем кости чуть-чуть переместились, и он смог поползти дальше.