Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот здорово! Я прямо как в раю,— вздохнул Фиделито, с довольным видом поглаживая себя по животу.
Матт же беспокоился: ему казалось, что они едут слишком медленно, да и вообще ведут себя чересчур беспечно.
— Ты не боишься, что хранители выберутся? — спросил он Тон-Тона.
— Я ему рассказал про мешки с солью,— встрял Фиделито.
— Они... гм... все спят,— коротко ответил Тон-Тон.
— Вряд ли, столько времени прошло...— возразил Матт. И тут до него дошло: — Ты что, дал им лауданум?!
— Они его заслужили,— сказал парень тем же твердым тоном, каким до этого, в лазарете, защищал хранителей.
— Сколько?
— Достаточно.
Матт понял, что больше из него ни слова не вытянешь.
— Было так здорово! — щебетал Фиделито.— Тон-Тон сказал, что мы поедем тебя спасать, надо только дождаться рассвета...
— Комбайн работает... гм... на солнечной энергии,— пояснил Тон-Тон.
— Флако на всякий случай проверил, спят ли хранители. Он с другими ребятами спер еду, а потом они притащили целую кучу мешков с солью и сложили их вокруг корпуса, Флако сказал, что подождет гравилета, который привозит продукты, и полетит в главный... главный...
— В главный штаб хранителей,— подсказал Тон-Тон.
— Да! И расскажет там, что натворил Хорхе!
— Флако доверяет главному штабу. А я нет,— сказал Тон-Тон.
— Я тоже нет,— пробормотал Чачо.
Его прислонили к боку комбайна и вручили бутылку клубничной газировки. Мальчик, казалось, с трудом сохраняет сознание.
— Надо бы поторопиться,— сказал Матт, тревожно глянув на Чачо.
— Да,— согласился Тон-Тон.
И креветочный комбайн покатил дальше, пока не достиг перекрестка, на котором изгородь сворачивала направо. Дорога уходила на север, к гряде невысоких холмов. Налево лежали остатки пересохшего Калифорнийского залива — выжженная солнцем пустыня безжизненных дюн. Над дюнами витал омерзительный запах — та самая неописуемая вонь, которую Матт когда-то давным-давно почувствовал около идиойдовых бараков, только здесь она была во сто крат резче.
Солнце клонилось к западу. По пустыне протянулись длинные тени. Креветочный комбайн медленно полз к холмам, но на полпути к перевалу, где дорога полностью терялась в тени, остановился.
— Все, приехали,— сказал Тон-Тон, выпрыгивая из кабины.— До рассвета теперь с места не сдвинется...
Вдвоем с Маттом они вытащили Чачо из контейнера, бережно уложили его на дорогу и укутали в одеяла, которые Тон-Тон предусмотрительно захватил с собой. Потом, оставив Фиделито на страже, они дошли до перевала и присели на корточки, глядя, как солнце медленно погружается в лиловую дымку.
— Далеко еще до Сан-Луиса? — спросил Матт.
— Мили три или четыре,— ответил Тон-Тон.— Придется пересечь Рио-Колорадо.
— Вряд ли Чачо сможет дождаться утра... Тон-Тон продолжал смотреть на исчезающее солнце.
Трудно было сказать, что у него на уме.
— Вон там я... гм... шел за родителями в Страну грез.— Он ткнул пальцем куда-то в далекую дымку.— Хорхе спас меня от собак. Мне казалось, что он... гм... замечательный. А он, оказывается, считал меня... гм... кретином...
Тон-Тон понурил голову.
Матт догадался, что он плачет, и сделал вид, будто не замечает этого. Не хотел смущать друга.
— Со мной тоже произошло нечто подобное,— сказал он.
— Правда? — спросил Тон-Тон.
— Человек, которого я любил больше всех на свете, пытался меня убить.
— Вот это да! — Тон-Тон присвистнул.—Да, брат, несладко тебе пришлось...
Они долго сидели молча. Издалека до них доносился звонкий голосок Фиделито: малыш рассказывал Чачо, как это здорово — спать под открытым небом, прямо под звездами, и сколько раз он и абуэлита ночевали так, когда ураган разрушил их домик на берегу моря.
— Наверное, тебе с Фиделито лучше... гм... пойти в Сан-Луис пешком,— сказал Тон-Тон.— Если найдете врача, приведите его сюда. А если не вернетесь... гм... до рассвета, я поеду дальше.
Тон-Тон дал Матту и Фиделито карманные фонарики, одеяла, чтобы укрыться от холода, и лимоны, чтобы не задохнуться от вони.
— Рио-Колорадо очень... гм... плохая,— сообщил он.— Она спрятана... гм... в трубу под дорогой, но все равно очень опасна. Держись от нее подальше, Фиделито,— предупредил он.— Будь осторожен, а не то я... гм...
— Вышибешь из меня мозги,— бодро закончил малыш.
— Еще как вышибу,— пообещал Тон-Тон.
Шагать вниз по холму было сравнительно легко, но Матту все равно приходилось часто останавливаться и переводить дыхание. После пережитого прошлой ночью все тело болело, некоторые царапины воспалились. Он оглянулся на перевал, откуда им вслед мрачно смотрел Тон-Тон. Креветочный комбайн был едва различим в тени. Фиделито весело скакал и размахивал фонариком.
— Как ты думаешь, он меня видит?
— Конечно видит,— ответил Матт.
Иногда неугомонность Фиделито здорово действовала ему на нервы.
Они пошли дальше. Фиделито без конца расспрашивал, кого они увидят в конце пути, и Матт рассказал ему о Марии в монастыре Санта-Клара. Он не знал, как выглядит монастырь, но, чтобы развлечь малыша, выдумал подробное описание.
— Это замок на горе,— сочинял он.— По углам у него четыре башни с красными крышами. Каждое утро девочки поднимают в саду флаг.
— Как хранители? — немедленно спросил Фиделито.
— Да,— сказал Матт. Каждое утро хранители выстраивали мальчишек во дворе и поднимали над фабрикой флаг с изображением пчелиного улья. Мальчишки повторяли Пять правил добропорядочного гражданина и Четыре принципа правильного мышления, после чего брели в обеденную зону подкрепиться планктоном.— Только на этом флаге изображена Святая Дева Гвадалупская. Девочки поют «Буэнос диас пал ома бланка», ее любимую песню, а на завтрак едят поджаренный хлеб с медом.
Фиделито вздохнул.
Матту было интересно, очнулись ли хранители от своего наркотического сна. Или они уже мертвы, как Моховичок? Не арестуют ли Тон-Тона за убийство?
— У хранителей в корпусе есть вода? — спросил он.
— Флако сказал, они смогут напиться из унитазов,— ответил Фиделито.
«Тяжело, но справедливо»,— подумал Матт с мрачной улыбкой.
— Меня от этой вони тошнит,— пожаловался Фиделито.
Матт втянул ноздрями воздух. Зловоние нарастало постепенно, так что сперва он этого даже не заметил.
— Наверно, мы подошли к реке,— сказал он, ногтем поцарапал кожицу лимона и поднес его Фиделито к носу.— Вонь это не перебьет, но хоть не вырвет...