Она прищурилась.

— Да, Зак, я верю, что ты — постоянный человек.

И откровенными ласками она вырвала стон из его губ.

— Кстати, я вспомнил, у меня в кармане может оказаться пакет с кондомами.

Кэсси соскользнула с кровати, чтобы поискать его сюртук. Зено улыбался, наблюдая, как эта нагая нимфа, словно танцуя, движется по комнате. Наконец она вынула из его кармана маленькую коробочку, обтянутую красной кожей и перевязанную золотым шнурком. Яркий румянец окрасил ее щеки.

— Вчера вечером я сделал кое-какие покупки.

Зено внимательно наблюдал за ее реакцией, пока Кэсси развязывала шнурок и откидывала маленькую крышку.

— О, Зак! Как красиво!

Ее глаза блестели от… испуга? От радости? В голосе Кэсси слышалась дрожь. Зено сдержанно кашлянул.

— Считай это знаком моей привязанности. И обещанием добросовестного сотрудничества, если ты когда-нибудь решишься открыть двери между нашими резиденциями… навсегда. Если захочешь, мы можем вообще снести эту стену.

Кэсси присела рядом с Зено, надела колечко на палец и подняла руку, чтобы он смог полюбоваться на свой подарок. Зено прищурился.

— Восхитительно. Тебе нравится?

Она поцеловала его в нос.

— Очень большой бриллиант в самом прекрасном обрамлении.

— Да, Париж настраивает на такие вещи.

Кэсси со смехом спросила:

— Какие такие вещи? Точнее?

Зено долго смотрел на нее. Мгновения тянулись как вечность.

— Выходи за меня замуж. Если хочешь, то через несколько лет. — Он приподнялся на локте. — Как тебе будет удобно. Ты не должна давать мне ответ прямо сегодня. «Может быть» прозвучит очень волнующе, а «дай мне подумать» — вдохновит на дальнейшее.

Кэсси поворачивала руку туда-сюда, любуясь игрой камня.

— Я не могу себе представить ничего более возбуждающего, чем наши сегодняшние занятия в постели.

— Когда мы будем больше знать друг о друге, наши интимные отношения тоже станут идеальными.

— У меня сердце начинает стучать как бешеное при одной мысли о том, что может быть еще лучше.

Она отбросила с лица шелковистую прядь, чтобы внимательно рассмотреть спокойный сейчас пенис.

— А когда детектив Кеннеди будет в боевой готовности?

— Пока все истрачено. — Он упал на спину. — Видишь, что ты со мной делаешь? Я сейчас ни на что не гожусь. — Он приоткрыл один глаз. — Дай ему хоть пару минут.

Кэсси улыбнулась легкой девчоночьей улыбкой:

— Значит, ты хочешь получить меня на всю жизнь?

— Дорогая, в страсти ты необузданна, ты нимфетка самого высшего класса. Я считаю себя счастливейшим человеком на свете.

— Я дам тебе ответ через двадцать два месяца.

— Как ты сказала? — с недоверием переспросил он. — Почему так долго?

Кэсси пожала плечами:

— Хороший срок — дольше года, но меньше двух лет.

— О Боже! Если не ошибаюсь, это период вынашивания слоненка. — Он сгреб ее в охапку. — Ну и ладно. Все равно ты скажешь «да».

— Но пока не сказала.

Он кончиком носа пощекотал ей горло.

— Скажешь. В конце концов. Я упорный.

Зено окунулся в знакомый утренний свет комнаты для завтрака. Запах хлеба, яиц и бекона подтверждал, что они наконец дома и в безопасности.

— Мистер Кеннеди, утро уже кончается. Садитесь же рядом с вашим гостем и съешьте что-нибудь.

Миссис Вулсли положила яйцо на тарелку с копченой селедкой.

— Доброе утро, миссис Вулсли, — поздоровался с экономкой Зено и кивнул брату Кэсси.

Роб помахал ему вилкой.

— Привет, Зак.

С блюда на буфете Зено положил себе ломоть ветчины, налил стакан соку и взял «Таймс».

— А где Кэсси?

Он опустился на стул и взял газету.

Роб сунул в рот аппетитный кусок селедки и все же умудрился ответить:

— Она проглотила тост и убежала к маме.

— И сказала, что долго не задержится, сэр. — Альма налила ему кофе. — Вернется к ленчу, так она велела передать.

Зено нахмурился.

— Она ушла одна?

Роб опустил газету.

— Я вызвался ее проводить, но она отказалась.

Альма, наклонившись, поставила перед Зено тарелку с тостом.

— Неплохо, что миссис Сент-Клауд вернулась к обычным визитам, раз опасность миновала.

Домоправительница права. Больше Кэсси опасаться нечего. Ведь самое страшное позади. Рано или поздно он должен справиться со своими страхами за эту птичку и отпустить ее в свободный полет.

— Не могу поверить, что вы вернулись, сэр. И при этом в такой чудесной компании.

Альма улыбнулась Робу.

Зено ухмыльнулся с полным ртом:

— Думаю, миссис Вулсли, со временем вы привыкнете, что кто-то из клана Эрскинов толчется поблизости.

Зено перегнул газетный лист и продолжил чтение.

— Должна сказать, сэр, что в ваше отсутствие тут было довольно тихо. Правда, Берт Дэниелс рассказал мне ужасную историю. Этот Берт работает у мистера Вулсли. Правда-правда. Так вот, Берт Дэниелс вроде бы подслушал в пабе возле Тауэра разговор двух подозрительных типов. — Она быстро обежала стол. — И не спрашивайте меня, что молодой человек делал в тех местах.

Зено все же отложил газету и в упор посмотрел на экономку.

— Я вижу, вы очень хотите мне это рассказать, миссис Вулсли?

Альма стала теребить свой фартук.

— Берт клянется, что эти два типа, чтоб им провалиться, упоминали Вестминстерское аббатство.

Зено откусил кусок тоста.

— И что насчет аббатства?

— Ну, сэр, я не могу в точности повторить все это. — Она помолчала, словно пытаясь вспомнить скороговорку. — «Если бруски не отправят ее к праотцам, то уж стрелки не промахнутся. Это уж точно».

Продолжая жевать, Зено отметил, как ускорился его пульс после рассказа достойной дамы.

— Какое сегодня число?

— Мистер Кеннеди, посмотрите в газете. Сегодня двадцатое июня — пятидесятый день рождения королевы, золотой юбилей Виктории. — Экономка просияла и посмотрела на часы на каминной полке. — Кажется, парад начнется меньше чем через час.

Зено резко выпрямился. В памяти всплыли минуты, когда они с Деламером висели над пропастью. Что он тогда сказал? «Дело закрыто. Ни одного открытого окна. Посмотрим, Кеннеди, посмотрим». Странная фраза, произнесенная в полузабытьи человеком, загнанным в угол. Тем не менее в последние дни Зено не раз вспоминал загадочные слова Деламера. Потеряв своего главаря и многих боевиков, клан должен залечь на дно, перегруппировать силы. На первый взгляд это логично, более того — необходимо. Но поступят ли они так? Зено смотрел на своего будущего шурина, который был занят копченой селедкой больше, чем утренней газетой.