Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда?
– Не помню. Может, она и не говорила. Уехали они насовсем. Светка осталась одна. Потом появились какие-то друзья, потом она пыталась наладить жизнь. Очень тосковала по сыну, ведь бывший увез его совсем маленьким. Боялась, что не узнает маму, если увидит, хотя и понимала, что никто ей не даст встретиться с сыном. Ее на работу никуда не брали, ведь она долго сидела дома с ребенком. По профессии работать не пошла, потому что все забыла. Она в свое время окончила юридический факультет МГУ, но ни дня не работала по специальности. Поэтому после развода пошла кассиром на этот рынок. Потом ушла. У нее были проблемы определенного плана.
– Алкоголь? – осторожно спросил Гуров.
– Я бы не назвал ее сильно пьющей. Но думаю, что все дело было в нем. Не расспрашивал – я же мужчина. Я уважал ее, она все-таки человек. Могла выпить, но вела себя достойно. Не дурила, не дралась. Становилась послушной. Если я отправлял ее спать, то шла.
– Как она лишилась квартиры?
– Продала. Потом опомнилась, но было поздно.
Краем глаза Лев Иванович увидел приближающуюся фигуру. Это был молодой мужчина, худой, темноволосый и очень лохматый. Несмотря на декабрьский мороз, он щеголял в одном свитере, надетом поверх клетчатой рубашки. Он с осторожностью подошел к Ефиму, присел рядом с ним на корточки и протянул руки к огню.
– Это Малышев, – объяснил Ефим. – Тоже здесь живет. Что, Малышев, снова тебя обули?
– Суки, – хрипло отозвался мужчина, отогревая посиневшие кисти рук. – Зато поел. Не ругайся, я ничего тебе не принес.
Ефим наклонился в сторону и сплюнул в снег.
Гуров вдруг вспомнил про недавнюю покупку. Пакет все еще лежал рядом. Он протянул его Малышеву:
– Возьмите.
– Не нужно мне… – попятился мужчина и вопросительно взглянул на Ефима, будто бы ожидал его разрешения. От Ефима не последовало никакой реакции, и Малышев решился. Он быстрым шагом подошел к Гурову и взял из его рук пакет.
– Спасибо, – едва слышно ответил он.
– На здоровье. Она новая.
Малышев пошел к палаткам и вскоре скрылся в одной из них.
– Так вот, она одно время работала кассиром на рынке. Ей разрешали ночевать в здании администрации. Все это сначала казалось очень странным, ведь она нигде не была прописана, паспорт просрочен. Как ее взяли на работу без документов-то? Но все оказалось просто. Директор рынка, оказывается, был ее давним знакомым. За ним, она говорила, должок. Во всяком случае, Света так и сказала, но в подробности меня не посвятила. Директор рынка этот, она говорила, доверял ей, подпуская к деньгам. Я не знал, можно ли ей верить, но верил потому, что это меня не касалось. Все мы говорим «правду», и не мне проверять человека на детекторе лжи. Потом я привык к тому, что она ходит на «работу». Мало ли что может быть, а ты ко всему привыкаешь и уже ничему не удивляешься. У нас ведь тут жизнь устроена кое-как, но люди стараются не опускаться, пытаются работать. Сейчас здесь только Малышев и я, а так-то были еще несколько человек. Трое сейчас в больнице и не собираются выписываться, ибо там тепло, кормят, есть горячая вода. Это богатство, о котором многие не подозревают. Иногда люди калечат себя специально, лишь бы не под открытым небом жить…
Ефим прочистил горло, отвернулся и сплюнул.
– Один из наших завис у кого-то в квартире, но скоро вернется, когда выгонят. Он пьет, так что долго его терпеть не станут. Остальные работают, и практически все – на рынке. Кто грузчиком, кто мусор после ремонта выносит, помогают что-то передвинуть, что-то приколотить, а кто просто за денежку машины моет на стоянке. Рассчитываются когда деньгами, когда едой, а когда и одеждой. Тут ведь полно вещей, которые приличным людям продать уже нельзя. Или брак, или испорчены: промокли, испачкались, порвались. Мы все берем. Малышев в последний раз знатный пуховик отхватил с дырой под мышкой. Но он дурак. Здесь шашлычная есть, а там плохие люди. Нечестные. Если денег нет, то просят что-то в обмен на еду. Например, накормят за новые ботинки или пальто. Малышев вечно ведется. «Зато пожрал, – говорит. – А шмотки все равно раздобуду».
Гуров посмотрел в сторону палаток. Таинственный Малышев так и не появился.
– А муж и сын Светланы не поддерживали с ней связь? – вернулся он к разговору.
– Я не слышал, чтобы она говорила об этом, – потер пальцем переносицу Ефим. – Думаю, нет. Я бы знал… О, снег сейчас повалит.
Гуров задрал голову вверх. Снег шел целый день, но настолько слабый, что он уже и не замечал его.
Наступали сумерки. Зажглись уличные фонари. Снежное поле, на котором горел костер, превратилось из белого в серое. В домах зажглись золотым светом окна.
– Ефим, вы сказали, что знаете, где жила раньше Светлана, – вспомнил Гуров. – А точный адрес не помните?
– Через дорогу перейдете, а после вдоль заводской стены до угла. Самый первый дом под номером три, он как бы перпендикулярно, если смотреть отсюда. Хрущевка. Первый подъезд, третий этаж. Номера квартиры не знаю, не бывал там.
Нужно было прощаться. Но Гуров не мог отпустить Ефима просто так. Это был единственный человек, который опознал жертву.
– Ефим, вам надо будет подъехать в морг на опознание, – сказал Гуров.
– Я так и понял, – тихо ответил бомж. – Кроме меня некому.
– Похоже на то. Обменяемся номерами телефонов? – предложил Лев Иванович, но тут же понял, что сморозил глупость. Ну откуда у бездомного мобильник?
Ефим спокойно достал из кармана телефон. Не шибко модный, но вполне приличный, если не считать паутины трещин на сенсорном экране. Только вот мобильник когда-то явно принадлежал кому-то другому, потому что на чехле красовался маленький радужный пони.
– Диктуйте, – скомандовал Ефим.
Гуров послушно продиктовал номер своего телефона и попросил Ефима сделать то же самое. В ответ Ефим просто решил позвонить Гурову. «Видно, что и номер ты не знал, – догадался Гуров, сохраняя контакт. – Ну ладно. Концов все равно не найти».
Он встал, одернул куртку. Нащупал в кармане ключи от «Форда» и купюру в пять сотен рублей, которую забывал переложить