Вновь пауза.

— Я уже говорил вам, что я не христианин. И все же готов утверждать, что увиденное мною — не магический фокус. Я видел, как разверзлись небеса, я видел спускающиеся на крыльях фигуры. Я видел, как их ноги коснулись земли. Я слышал, как дрожала земля, когда они шагали по ней.

Я не открывал глаз, пока вновь не услышал звука их крыл. Посмотрел вверх, но их уже не было. Небеса закрылись, поглотив своих посланцев. И тут я увидел, что исчезли сопровождающие Аттилу гунны. Оказалось, что земля дрожала не от шагов небожителей, а от копыт лошадей гуннов, в такой панике удирали они. Лишь Аттила не двинулся с места. Не дал лошади броситься вслед за остальными. Ни тени улыбки не появилось на его лице.

«Мои люди уже насмотрелись на твоих ангелов, о папа», — молвил он.

Не только людей Аттилы охватила паника. Три монаха, что несли большой крест, выронили его и стояли теперь на коленях, надвинув капюшон на лицо. «Не удивительно, что ты остался один, Аттила, — ответил папа. — Небесный огонь слишком ярок для простых смертных». «Я не буду задавать вопросов, — изрек Аттила. — Хотя мне говорили, что есть некий Симон Маг, по воле которого появляются и исчезают крылатые фигуры. Могущество твоего Бога не вызывает у меня сомнений. Он наслал голод на землю, по которой шли мои солдаты и заставил их остановиться. А это не удавалось легионам Рима, — Аттила надолго замолчал, а потом продолжил. — Я должен обдумать то, что видел и слышал».

Сказитель взял один из факелов и спустился со стены. Поставил большую оловянную миску на камень.

— Я могу добавить лишь одно. Через час после того, как папа вновь пересек Минчий, в лагере гуннов началась суета. Свертывались палатки, грузились повозки. К утру лагерь врага опустел.

Николан показал пример, первым бросив в миску монету. Пришелец с Востока поблагодарил его улыбкой. Сказители всегда слыли бедняками, а на этот раз он честно отработал свои деньги.

Николан, ранее обещавший Росию, что придет к нему вечером, нашел старого купца в другой комнате, размерами поменьше, но также с окнами на бухту. Росий ужинал. Он пригласил Николана к столу, но тот отказался, сославшись на отсутствие аппетита. Состоял ужин из чаши вина и нескольких устриц.

— Тебя удивил успех папы? — спросил купец.

Николан ответил не сразу.

— История это никак не выходит у меня из головы. Я не нахожу ничего удивительного в том, что души великих святых спустились на землю. Если бы Бог Израиля посчитал нужным остановить варваров, Он мог бы уничтожить всю армию гуннов. Возможно, вместо этого он прислушался к словам Льва. Но есть и другая сторона медали. Я не могу поверить, что Аттила в испуге повернул назад. Он не боится никаких богов. Однако, положение у него было отчаянное. Его люди голодали. Аэций отказывался решить исход войны одним сражением. Что могут сказать воины о вожде, благодаря которому они оказались в безвыходной ситуации? Отступление означало бы признание ошибки. И тут у Аттилы появилась возможность сохранить лицо. Перед тем, как отдать приказ к отступлению, он наверняка сказал своим военачальникам: «Мы могли бы уничтожить римскую армию, но нам не устоять перед гневом могущественного Бога христиан».

Через открытые окна до них доносились радостные крики горожан, празднующих отступление гуннских армий. Казалось, весь город высыпал на улицы. Уже слышалась музыка. Веселье набирало силу.

— Эта удивительная весть еще не достигла Рима, — Росий отпил вина. — Вот уж они обрадуются! Толпы людей заполнят площади и арены. Всех гуннов, томящихся в темницах, выволокут на свет божий и растерзают прямо на улицах. Ах, как бы я хотел все это увидеть.

Николан поднялся.

— Сегодняшний вечер заставляет меня изменить свои планы. Я собирался двинуться на юг к поместьям вдовы, — он пристально всмотрелся в лицо купца, гадая, может ли он доверится малознакомому ему человеку. — Отступление гуннов означает, что война закончена. Аттила думает, что он вновь сможет собрать большую армию и пойти на Рим. Он ошибается. Он не сможет удержать войска в одном месте. Что бы он ни говорил, они разбредутся по родным странам. Возможно, империя гуннов развалится как карточный домик.

— Не просто возможно, — вставил К.Кай Росий. — Развал империи Аттилы столь же неизбежен, как восход или заход солнца.

— Мой народ, — продолжил Николан, получит шанс обрести свободу. Я должен быть там. Мацио стар и болен. Тебе это известно?

Росий улыбнулся.

— О Мацио я знаю все. Многие годы он писал мне каждую неделю. Видишь ли, молодой человек, я был его торговым агентом. Продавал его лошадей в Риме и Константинополе. Ты этого не знал?

— Нет, — покачал головой Николан. — Не знал.

— Последние известия о нем не радуют. Он умирает. Возможно, уже умер. И пепел его погребельного костра рассеял ветер.

Николан замотал головой.

— Нет, нет. Я должен добраться до дома до того, как он умрет. Ты, которому известно так много, несомненно знаешь, что его единственный сын погиб в битве под Шалоном. Там полегли практически все сыновья знатных родов. Только один остался жив — Ранно Финнинальдер.

— Ранно — предатель, трус, лжец и вор! — воскликнул Росий. — Останется только пожалеть твой народ, если его вождем станет Ранно.

— Потому-то я и спешу вернуться. Не знаю, сумею ли. Мне придется скакать во весь опор, чтобы проскочить горный перевал до того, как отступающие войска забьют все дороги. И поскорее уезжать. Ты сможешь дать мне лошадь? И переметные сумы с провизией?

— Я дам тебе все, что ты пожелаешь, молодой человек. Я тоже мечтаю о том, чтобы ты поспел вовремя. И хочу видеть твою страну процветающей, ибо только тогда у меня смогу продавать ваших прекрасных лошадей.

Уже несколько минут Николан слышал какой-то шум. В других комнатах переговаривались люди, хлопали двери, задвигались засовы. Наконец, к ним вошел слуга в когда-то белой тунике с лампой в руках.

— Господин, — он поклонился, — все двери заперты, охрана выставлена.

— А ворота к бухте? Засовы задвинуты?

— Да, господин. Я все проверил сам и убедился, что все охранники на своих постах.

— Ты попробовал еду, которой их кормили за ужином?

— Да, господин.

— Есть у них жалобы?

Слуга почесал спину, прежде чем ответить.

— Они всегда жалуются. О том или другом. Они говорят, что у них в постелях клопы.

— Да кто они такие, чтобы лезть с подобными жалобами? — недовольно воскликнул купец. — Клопы есть и в моей постели. Разве я жалуюсь? Лампы потушены?

— Все, господин, кроме как в твоей комнате, — с этими словами слуга зажег от свечи лампу, которую принес с собой, и поставил ее на стол. Света от лампы было чуть. — Толку от них нет, — пробормотал слуга. — Надо сказать об этом тому обманщику из Антиохии, который продает их.