Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, Цита чувствовала себя виноватой, — высказывает предположение Кристиан. — Выгнать няню было жестоко. К тому же она, вероятно, не хотела оставлять какие-либо свидетельства, что император подарил Флоре бриллиант по собственной воле.
— Хотел бы я увидеть этот дневник, — мечтательно произносит Джейк.
— Но он уничтожен, — резко отвечает Бек. — Так что забудь об этом. — Она опирается о стену и вздыхает. — Существует только эта запись. Все необходимые суду доказательства — что император подарил Флоре камень до падения империи, до введения Габсбургского закона — находятся в доме Винклера. И мы не можем это использовать.
Брат и сестра поверят Бек на слово, но суду потребуются материальные подтверждения.
Джейк направляется в дому Винклеров.
— Куда ты? — окликает его Эшли.
— За кассетой, — отвечает он и исчезает за углом.
Все бросаются следом за ним.
— Петер нас выгнал, — говорит Кристиан, догнав его.
— Но меня-то он не выгонял. — Джейк ведет их назад к знакомому уже дому в готическом стиле, жестом просит оставаться на улице и один подходит к крыльцу. Они видят, как жена Петера открывает дверь, потом рядом с ней появляется растерянный Петер, но со своего места Бек, Эшли и Кристиан не слышат слов. Бек беспокойно раскачивается, глядя, как Джейк и Петер переговариваются, и стремительно бросается вперед, когда Петер широко распахивает дверь и Джейк машет своим спутникам рукой, приглашая их войти.
Проходя мимо Джейка, Бек спрашивает брата:
— Что ты ему сказал?
— Правду.
Правда в том, что, проклят «Флорентиец» или нет, жизнь Флоры пронизана страданием. Мужа и сына забрали в Дахау. Ее с дочерью переселили в Леопольдштадт. Правда в том, что ей удалось посадить дочь на пароход до Америки и она обещала приехать следом, но так и не приехала. Всего через несколько дней нацисты добрались и до нее. Дочь она больше не видела, так же как мужа и сына. Правда в том, что Флора была спасительницей. Сначала она спасла детей императора, когда рискнула вывезти их из Венгрии, где им угрожала опасность. Потом, через двадцать лет, она спасла свою дочь, отправив ее без семьи и знакомых через Атлантический океан, где ее никто не ждал, дав ей в дорогу только шляпную булавку с сотней бриллиантов, включая «Флорентиец», которые обеспечили бы ее будущее. Правда в том, что этот алмаз был последней ниточкой, протянувшейся от Флоры к ее потомкам, последним фрагментом детства Хелен, последним осколком родины. Правда в том, что за сто лет, прошедших с тех пор, как император подарил Флоре бриллиант, ни она, ни ее дочь так и не продали его. За камень можно было выручить миллионы долларов, а Хелен вставила его в брошь. Даже если они лишатся бриллианта и суд передаст его австрийцам, или потомкам Габсбургов, или итальянцам, правда не изменится. Дело теперь не в том, чтобы сохранить камень, а в том, чтобы донести до людей истину. Флора Теппер не была воровкой. Так же как и Хелен Ауэрбах. Они были храбрыми женщинами, которые стремились выжить и сохранить жизнь своим детям.
Речь Джейка достаточно убедительна, так что американцев опять пускают в дом, в гостиной снова накрывают стол к чаю, но коробка с записями все еще остается наверху. Под гул вентилятора Миллеры уговаривают Винклеров снова принести кассету.
— Поймите, мы не пытаемся присвоить себе австрийское национальное достояние, — настаивает Бек. — Мы просто хотим представить правду, какой нам удалось обнаружить ее, а там пусть решает судья. Если решение будет принято в пользу Австрии, мы покоримся ему.
— Добровольно, — вставляет Эшли.
— Мы не станем подавать апелляцию.
Джейк поднимает руку.
— Клянемся на Библии.
Где он этого набрался? Раньше за ним такого не водилось.
— Однако мы заслуживаем шанса обнародовать те сведения, которые узнали. Если алмаз вернется в Австрию, история Флоры станет частью истории «Флорентийца».
Миссис Винклер шепчется с мужем. Они перебрасываются фразами. Трудно понять, соглашаются они друг с другом или спорят. Наконец миссис Винклер встает и направляется к лестнице. Поднявшись примерно до середины, она зовет мужа следовать за ней.
Миллеры не осмеливаются открывать рот и даже шевелиться, пока Винклеры не возвращаются с кассетами.
Они снова смотрят запись, и слово «Florentiner» так же ласкает слух, как и в прошлый раз. Когда Бек достает из сумки телефон и спрашивает разрешения записать интервью, в комнате воцаряется зловещая тишина. Лицо Петера красноречиво становится багровым, но его жена спешит сказать:
— Конечно. Записывайте все, что нужно.
Они слушают следующую часть интервью, где Цита продолжает говорить о бриллианте.
— После смерти императора Цита стала разыскивать Флору, чтобы вернуть алмаз, — пересказывает Кристиан. — Но она искала девушку-католичку. Тогда она не знала, что Флора еврейка, и к списку ее грехов можно добавить еще и ложь. Цита подчеркивает, что ничего не имеет против евреев в целом. Еврейское сообщество было важной частью империи.
Но ей не нравится, что Флора солгала о своей религии и каждый день ходила в церковь и молилась, словно это что-то для нее значило. Постепенно тон Циты становится менее ядовитым. Кристиан же тщательно подбирает слова, взвешивая каждую фразу, которую переводит.
Цита мало кому могла доверить такое важное задание, как поиски «Флорентийца». Она прибегла к услугам одного из друзей детства Карла, человека, который помог им бежать в Швейцарию, а после этого пытался помочь Карлу в его злополучной попытке вернуть себе Венгрию. Цита лишь сказала ему, что ищет прежнюю няню. Годами он разыскивал католичку Флору Теппер, но поиски, видимо не слишком тщательные с точки зрения бывшей императрицы, не увенчались успехом. Тогда она посулила этому человеку вознаграждение и сообщила, что у девушки находится драгоценный бриллиант. В случае обнаружения камня Цита обещала поделиться с сыщиком вырученными за алмаз деньгами. Поиски стали более усердными, и все же незамужнюю одинокую мать-католичку найти не удалось. Потом фашистская Германия поглотила то, что осталось от бывшей империи Циты, и помощник Карла пропал бесследно.
В 1940 году, уезжая из Европы в США, Цита полагала, что этот человек погиб и «Флорентийца» ей не видать.
Она не виновата в смерти Флоры, настаивала Цита. Откуда ей было знать, что друг Карла так поступит? В голосе у нее сквозит отчаяние, и она, видимо, просит о прощении. Кристиан с тревогой смотрит на Бек. Она кивает ему: продолжаем.
Выясняется, что друг Карла стал нацистским офицером. С самого начала он подпал под влияние Эйхмана, который непосредственно руководил уничтожением евреев. Как такое случилось? Как такой человек, патриот империи, мог вступить