не знал. Ты посылал своего фамильяра проведать меня, я чувствовал твою птицу. Да и мой ворон чуть не вонзил когти в твоего пестрого друга. И ты был на похоронах матушки, стоял в дали. Никто кроме меня не мог увидеть тебя. Тоже мне, скрылся заклятием.

Не обращая внимания на боль в руке, Парцифаль привстал и дотронулся пальцами до лба сына. Парцифаля пробила дрожь.

— От тебя и от ведьмы Адельхейд не мог родиться кто-то еще. Но моя редкая сила слишком непомерна.

— Даже ши плохо справляются с ней, да и для них такая сила тоже редкость, а ты видишь. Ты видишь больше.

— Я вижу, что было, есть и могло бы быть. Это не та сила, которая должна быть у ведьмака, да даже у ши. Непомерный дар, — Сильвестр истерично улыбнулся потрескавшимися губами, — и он достался мне. В тринадцать я проснулся слепым, как думаешь, каково это, Парцифаль? — выплюнул последнее слово Сили. — Твой старый друг приходил ко мне, просил совета. Я никогда не отвечал. — Сильвестр сдвинул рыжие брови, — но я жалею, что не дал один. Передай моей бедной племяннице, что я мог помочь, но не стал. Раз уж убрали с родословной его, то и меня должны. И я, признаться, я не лучше тебя, как человек… Но моей доле слишком много всего. Я бегу от кары нести крест за людей. Но я лучше тебя, как отец. Я не бросил сына, даже будучи слепым. Так зачем тебе прощение? — Сили нервно вздохнул, — Я не дам его.

— Мне не нужно твое прощение, — ответил Парцифаль.

— Я знаю, — чуть слышно сказал Сили, — но мне больно.

— Я все равно люблю тебя, мой маленький Сили, — Парцифаль поцеловал сына в исцарапанный морщинами в лоб, — я вернусь на выходных, ты не против?

Сильвестр ничего не ответил. Но он будет ждать, не решившись увидеть, придет отец или нет.

Утро выдалось туманным. Винцент Вальден зашел во двор на краю небольшого городка. Мир погрузился в еле заметную, сладкую тишину. Винцент остановился у двери и постучал. Стук глухим эхом разнесся по сонной улице.

Профессору открыла дверь Линнея Риис. Она только включила радио и поставила чайник.

— Профессор? — Линнея растерялась, — так рано?

— Можно войти? — мягко спросил Винцент.

— Да-да, конечно! Пора пить чай! Я ждала не вас… или вас?

Винцент сел за стол и чуть распустил галстук. Линнея не могла не заметить, как красиво Винцент выглядел. Он постарел, точно вернув назад все свои триста лет. Линнея подумала, что такой возраст очень идет Винценту.

В его темно-карих глазах отразился белый туман за окном.

— Вы могли себя омолодить, но не стали, — заметила Линнея, наливая чай — Все не решалась спросить, почему? Но раз вы так бесцеремонно пришли рано утром…

— Мне не нужно это, — сообщил Винцент, благосклонно улыбнувшись, — мне даже идет. Верно?

Линнея нервно рассмеялась. Винцент рассмеялся в ответ. Его баритон мягко разнесся по кухне, заполняя все пространство: щели, трещины, просветы между вещами. Линнея поняла, что эхо его голоса навсегда будет бродить на кухне, отскакивая от штор, стенок шкафов и посуды.

— Что вы хотели, профессор? — серьезно спросила Линнея.

— Передай кое-что Суви, — грустно улыбнулся Винцент, — выполнишь мою небольшую просьбу?

— Конечно!

Линнея Риис пила чай, спокойно слушая просьбы Винцента. Винцент тоже пил свой чай, в нем были шиповник, иссоп и бузина. Особый чай, который Линнея заваривала своим гостям, выходящим из тумана.

Винцент посмотрел в окно. Окутанная туманом, его ждала молодая прекрасная девушка с коричневыми волосами. Она с теплотой улыбалась Винценту. И взгляд ее говорил: «я так долго ждала тебя». Винцент выдохнул, коснулся обручального кольца, последние сомнения ушли с появившейся нежностью в ее взгляде.

Перейдя за калитку и взяв Невену за руку, Винцент Вальден растворился в белой дымке.

Глава 19. Там, где калина цветет

Каждый шаг по промерзшей земле отзывался в ней болью. Ученики, выстроившись у стен Академии, смотрели, как на камне цверги несут небольшое тело. Медленно, шаг за шагом, процессия продвигалась.

Юные чародеи никогда не видели хозяйку гор. Анемон давно перестала приглашать к себе на пиры редких ведьм, никто не мог заменить ей полюбившуюся Инну Ортега. Теперь же чародеи провожали ее в последний путь.

Цверги никуда не смотрели, уперев взгляд в пустоту. Лишь тихо, но раскатисто и глубоко, они напевали незнакомые чародеям мотивы. Заиграла музыка с печалью и отчаянием. Цверги шли, не поднимая голов. Их вела земля.

За ними шли директриса Академии Ванда Ланская, приступившая к должности два года назад, ее заместитель Рене Моен, приглашенные Инна Ортега, Суви Адельхейд, Верховная Чародейка Фрида Адельхейд и учителя, среди них оказался Иво Тамме. Иво недавно начал работать учителем в Академии. Анемон нравилась его любовь к камням. Среди учителей шла и мама Виде, Блумма Бьйорк. Суви покрылась дрожью, встретившись с ней взглядом.

Рядом брел Лютик в белом кафтане. Это был его лучший белый кафтан, Лютик готовил его для похорон Винцента. Но Анемон тоже заслуживала лучших почестей.

На Инне блестели украшения с камнями из личной сокровищницы королевы цвергов. Инна то и дело касалась их, вспоминая громкий голос хозяйки гор.

Суви стало дурно. Она закрывала глаза, не веря, что откроет их не на похоронах Адама. Инна взяла подругу за руку и ободряюще улыбнулась, но вышло тоскливо и беспомощно.

Когда процессия зашла в лес, скрываясь от учеников, к ним присоединились ориады, дриады, ши и Амарант. Суви никогда еще не видела столько ши. Они шли, словно держа огоньки, и шептали древние слова, которые остров не решился переводить. Их голоса сливались с шумом листьев.

Ши точно плыли, слегка касаясь земли. Каждый из них был одет в траурные мантии. Адар находился чуть рядом, искоса смотря на сородичей. Ши были похожи на античные статуи, зачем-то плывущие по земле. Но их золотые глаза горели жизнью вопреки настроению всей процессии.

Когда Анемон несли рядом с деревьями, они кланялись ей, касались могучими листьями ее кожи. Анемон вынесли к пристани.