Лица сменяли одно другое все быстрее, превращаясь в черно-белое мелькание. Наконец обе стихии, из которых я была создана, – свет и тень – объединились, слившись в удивительную серую материю.

Я испытывала невероятные ощущения: впервые мне было уютно внутри собственного тела.

Мне хотелось взять Гэбриела за руку, но он лишь посмотрел на меня пустым взглядом. Ангел был не со мной: наша связь прервалась, он меня больше не видел.

Я осталась одна.

Азраэль ошибся – он недооценил силу Гэбриела. Но тот сумел достучаться до моей сути и привести меня домой. Я коснулась ангела рукой и внезапно осознала, что сама не допускала мысли, что он сумеет разглядеть меня сквозь тьму, которая была моей частью. Но жить без него я не могла.

И в этот миг пришло осознание того, что конец неизбежен. В этом Азраэль оказался прав. Я не могла и дальше заставлять их страдать.

С моей гибелью они оба могли обрести свободу.

Связь с Гэбриелом была утрачена, и я не в силах была повлиять на боль, просто отдавшись ей. Сознание покидало меня, тело умирало.

– Неизбежность… – прошептала я.

Но Гэбриел не позволил мне уйти спокойно.

Подхватив меня на руки, он вгляделся мне в лицо, отчаянно ища мой взгляд. Я посмотрела ему в глаза: жизнь из них уходила вместе со мной.

Он так и держал меня до самого последнего мгновения. И только когда мои веки затрепетали, чтобы закрыться навечно, в синих сапфирах глаз ангела слабо отразился мой угасающий свет.

Я зажгла в его глазах звезды, каждая из которых вспыхнула шестью лучами в моих зрачках. Эти звезды сияли все ярче и, казалось, вот-вот готовы были взорваться, подарив жизнь двум сверхновым.

И вдруг я все поняла. Как же я могла быть так слепа?

– Я твоя Нареченная…

– Я знаю. – Гэбриел улыбнулся, и по щеке его скатилась слеза. – Я же просил тебя верить мне…

Он не договорил: мое тело обмякло, дыхание стало слабым, едва слышным.

«Лайла! Лайла!»

Но было поздно. Тело умирало.

Гэбриел нашел меня, но на этот раз слишком поздно.

Мои широко раскрытые глаза так и застыли, прикованные к его глазам. Зов Гэбриела бился о стены туннеля и стремительно таял. Зов затихал… Вот он донесся до меня в последний раз. Слова внезапно зазвучали громче и эхом отдались в голове…

«Выбор за тобой…»

Гэбриел

Вот-вот должно было взойти солнце. Над землей струился туман, утренний ветерок уносил его. Там, где она лежала, тумана не было. Белые клубы стелились по земле, но не поднимались к телу.

Чуть поодаль прямо на земле, словно верный слуга, неподвижно сидел Джона. Лишь изредка он отрывал от Лайлы взгляд, чтобы оглядеть огромное пространство вокруг того места, куда я ее положил.

– Семь дней прошло, а она до сих пор не дышит.

Я опустил руку ему на плечо.

– И все это время ты оставался без пищи. А ведь она тебе необходима…

– Я не покину ее, – ответил вампир, не отводя от нее взгляда.

– Я буду здесь. Никто не причинит ей вреда. Ты же знаешь, Брук страдает. Если не ради себя, то ради нее – иди!

Его привязанность не нравилась мне. Но ведь Джона был очарован вовсе не моим ангелом, а Чесси. Той Чесси, часть которой так походила на него самого.

Джона неохотно встал, в последний раз проверив, не подает ли она признаков жизни. Я попытался оттеснить его от моей спящей красавицы, но он стоял как вкопанный.

– Как ты думаешь, где она?

– Здесь, – уверенно ответил я.

– Если она проснется…

– Когда она проснется, – поправил я.

Мне не хотелось, чтобы Джона касался ее: желание оттолкнуть вампира, когда он легонько сжал ее руку, оказалось нелегко побороть. Терпимости и терпения у меня хватало, меня научил этому долгий и горький опыт. Но прикосновения Джоны к ее коже подняли внутри меня волну омерзения.

Я отстранил руку вампира и укрыл тонкую кисть Лайлы белым одеялом, будто боясь, что она замерзнет.

– Не забудет ли она нас? Вспомнит ли то, о чем не помнила прежде?

– Увидим. Пока нам остается лишь верить, что она найдет дорогу обратно, будет бороться и победит смерть.

Я сам из последних сил цеплялся за надежду, что она сумеет вернуться. Иначе мне осталась бы пустота, которую ничем не заполнить. Если бы она перестала существовать, все утратило бы смысл.

– Ей холодно. Зря мы держим ее здесь.

Обойдя Джону, я положил ладонь на ее фарфоровый лоб.

– Так лучше. На улице она чувствует смену дня и ночи. Вдруг это важно? Ты побудешь с ней немного? Я принесу еще одеяло.

Джона кивнул.

– Да, конечно.

Я на руках вынес ее тело из заснеженных гор и ни на мгновение не покидал ее. Хотя решение далось мне нелегко, я готов был позволить Джоне немного побыть с ней наедине. В одном я был уверен точно: если Лайле будет грозить опасность, Джона защитит ее ценой собственной жизни, отобрать которую весьма нелегко.

– Когда я вернусь, ты отправишься за пищей. Позаботишься о Брук – она нуждается в тебе. А мы будем ждать здесь, на этом месте.

Я отступил от Лайлы, повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.

– Джона, – позвал я.

– Что?

– Ты пил из нее, ты видишь ее темную сторону, но я не понимаю…

– Что именно? – спросил он, не отрывая взгляда от ее лица.

– Твоя кровь смешалась с ее, с той ее половиной, которая не отличается от тебя… – Слова давались мне с трудом. – У тебя ведь была возможность… – В горле стоял ком. – Но ты не уступил жажде.

Джона повернулся ко мне.

– Я люблю ее.

Мои ноги приросли к тому месту, на котором я стоял.

– Что? Как это?

– Я увидел ее по-особому. Поверил, что она похожа на меня. Но я видел и другое: нежность, ласку прикосновений, все, что не зависит от внешности. Да, меня влекло к темной стороне, но влюбился я в свет, которым был наполнен ее смех.

Я не знал, что ответить. Я понял не сразу, но теперь был уверен: Лайла была создана для меня. Сгусток света, разделенный надвое, вечно стремится к воссоединению.

Мы преодолели ложь и препятствия, мы нашли друг друга. На нашем пути случайно оказался вампир, который сумел разглядеть ее сущность. Я видел лишь одну ее сторону. А Джона видел ее всю целиком. Но в последние минуты жизни она все же боролась за меня.

Устыдившись собственных мыслей, я опустил голову и быстро зашагал к дому.