– Отныне я буду отключать твой компьютер перед тем, как пойду спать.

Но я подскочила и осыпала его дюжинами поцелуев, которые он принял с угрюмым видом, вытираясь протянутым мной полотенцем.

– Я был в заброшенном доме в конце квартала, – сказал он. – Видимо, кто-то просто сваливает туда все, что пришло по неправильному адресу. Там на крыльце штук двадцать пять разных посылок.

Но я его уже не слушала, потому что была полностью поглощена тем, что доставала Гамлета фон Шницеля из его водонепроницаемого пакета.

– Это. Еще. Что за хрень? – спросил Виктор.

Но было и так прекрасно понятно, что это такое. Это была мышка, одетая как Гамлет. Воротник фреза, как у Шекспира, удерживал его бархатную накидку, и, казалось, он беседует с отбеленным мышиным черепом, который был зажат в его крохотной лапке. Я протянула его Виктору со словами:

– Увы, бедный Йорик! Я знал его.

Виктор посмотрел на меня обеспокоенно.

– У тебя явно проблема.

– НЕТ У МЕНЯ НИКАКОЙ ПРОБЛЕМЫ.

– Именно так и говорят люди, у которых есть проблемы. Отрицание – первый признак наличия проблемы.

– А еще это первый признак отсутствия проблемы, – парировала я.

– Я почти уверен, что оборонительная позиция – второй признак.

Я поставила Гамлета фон Шницеля под стеклянный колпак, чтобы защитить его маленькие ушки от обидных обвинений Виктора. Но не могла не признать, что тоже не совсем понимаю своей недавно появившейся одержимости странными чучелами. Это меня и правда беспокоило.

Я все еще не понимала, почему моего отца так привлекают мертвые животные, и покупала чучела только тех, которые были ужасно старыми или умерли по естественным причинам. Я все еще прогоняла пауков и гекконов из дома с помощью газетки, вежливо предлагая им «пойти подышать свежим воздухом». Я всегда считала себя любителем животных, жертвовала деньги на приюты и никогда не носила натуральный мех, но все это в корне противоречило другой стороне моей личности, которая постоянно изучала ассортимент магазинов, выискивая бобров в деревенских нарядах, или любовалась диорамой Тайной вечери, всех персонажей в которой изображали выдры. Виктор был прав: мне было пора остановиться. Я убеждала себя, что с этим покончено, клялась себе, что к концу жизни ни за что не окажусь, как мой отец, в окружении бездушных трупов с немигающими глазами. Я решила во что бы то ни стало одолеть свое странное и ужасное увлечение.

АПРЕЛЬ 2011 ГОДА:

Я только что купила пятидесятилетнего кубинского аллигатора в наряде пирата.

Но в этом не было ни капли мой вины. Виктор сломал руку, упав с какой-то лестницы в Мексике, и я отправилась с ним в командировку в Северную Каролину в качестве помощника. Поездка проходила без происшествий, пока мы не заглянули в небольшой магазинчик по дороге в аэропорт. Когда Виктор отлучился в туалет, я наткнулась на маленького, страшно старого аллигатора, который был полностью одет и стоял на задних лапах. На нем был потертый костюмчик из фетра, берет и пояс. У него недоставало одной руки, и стоил он какие-то девятнадцать долларов. Его крохотный пояс печально свисал, и я оценила всю иронию того, что пояс, который надели на аллигатора, был не из крокодиловой кожи. Его рот был разинут в широком оскале, словно он очень давно меня ждал. Я прекрасно помнила свою клятву больше не покупать чучела животных и принялась судорожно придумывать отговорку, а Виктор тем временем выискивал меня между рядами. Я задумала прикрепить к плечам аллигатора ремень, засунуть ему в зубы помаду и сказать, что это моя новая сумочка, но было уже слишком поздно. Он подкупил меня своим беретом.

Я слышала, как Виктор шаркает в соседнем ряду, и приподняла аллигатора над полками.

– Привьет, мон ами! Мьиня зовут Жан Луи, – сказала я с дерзким французским акцентом. – Я никогда ни биваль раньше на самольете и был бы рад приключениям!

– Ох, – сказала сконфуженная пожилая дама с другой стороны полок. – Что ж, удачи, наверное?

Виктор похлопал меня по плечу, и я даже вскрикнула от неожиданности. Виктор смотрел на нас с Жаном Луи с отвращением.

– Не осуждай нас, – сказала я кротко и обняла аллигатора, словно защищая его. – Кроме друг друга, у нас больше ничего нет.

Виктор покачал головой, но ничего не сказал и молча пошел на кассу расплачиваться. Жан Луи нагнулся и прошептал мне на ухо: «Подкаблучник», но Виктор все равно протянул кредитку озадаченному кассиру. Хорошо, что Виктор не знает французского.

– Мне нужно будет непременно сделать ему крюк вместо недостающей лапы, – сказала я, когда мы вышли из магазина. Аллигатор был слишком хрупкий, чтобы класть его в чемодан, так что я положила его в сумочку, но Виктор заявил, что они ни за что на свете не разрешат мне сесть в самолет с мертвым аллигатором. Я выразила несогласие, заметив, что ему и оружие-то нечем держать, но его крохотные сверкающие зубы говорили о другом, и я вспомнила, как меня однажды заставили выбросить перед посадкой маленькие маникюрные щипчики. Тогда я решила обратиться за советом к экспертам (то есть ко всем своим подписчикам в «Твиттере»).

Если вкратце, то могу вам сказать, что если спросить людей в «Твиттере», можно ли провозить с собой в салоне крохотное чучело аллигатора, то большинство из них ответят: «Эм-м, нет. Да на самолет даже грудное молоко брать не разрешают». Потом ты объяснишь, что аллигатору явно за пятьдесят, он в одежде, и у него нет лапы, и тогда некоторые изменят свое мнение, но большинство продолжит утверждать, что аллигатор будет расценен как оружие. Тогда ты напишешь: «Я даже представить не могу, чтобы кто-то всерьез подумал, будто я попытаюсь захватить самолет, используя в качестве оружия крохотного одетого аллигатора», и все в «Твиттере» будут такие: «Что, правда? Ты что, себя первый день знаешь? Потому что это явно в твоем духе». И они будут правы.

Но переживать по-настоящему я начала, только когда оказалась в очереди на посадку и задумалась: а может быть, за эти пятьдесят лет кто-нибудь догадался использовать этого аллигатора, чтобы пронести кокаин, а потом позабыл его оттуда достать, и теперь меня арестуют в аэропорту за кокаин, спрятанный в желудке у аллигатора, которому лет больше, чем мне самой. Я тихонько спросила Виктора, не знает ли он, портится кокаин или же всегда остается пригодным к употреблению, и он такой весь мне:

– А МОЖЕТ, НЕ БУДЕМ ГОВОРИТЬ ОБ ЭТОМ ПЕРЕД СЛУЖБОЙ БЕЗОПАСНОСТИ?

И я такая типа:

– Ну это не для меня. Я спрашиваю ради аллигатора, – и он сверкнул на меня глазами.

Я сделала глубокий вдох и успокоилась, а потом представила себе, что стою перед сотрудником службы безопасности: