Десятки кораблей и катеров вышли нам навстречу из гавани Пунта-Аренас, и самые большие и красивые, рассказываю я Реджин, казались мне не только посланниками своих стран, под флагами которых они плавали. Мне казалось, что они были посланы двадцатью двумя моими товарищами, ожидавшими спасения на острове Элефант. Мне казалось тогда, что перед нами плывут пароход «Гринстрит», пароход «Уайлд» и пароход «Холнесс».

— Думаю, там были пятнадцать больших пароходов и семь парусников. Я их три раза пересчитал, их было ровно двадцать два.

— Как рыб, — говорит она едва слышно в подушку.

— Каких рыб?

Она открывает глаза и смотрит на меня.

— Белых рыб в брюхе того чудовища.

— Да, морского леопарда, верно, тогда нас было еще двадцать восемь.

— Как дней в феврале, — говорит она и дотрагивается большими пальцами до моего рта и бороды, которую я отрастил, чтобы скрыть под ней испорченную кожу. — А сейчас вы все, кто там был, спасены и находитесь в безопасности.

Что, дорогая моя, к сожалению, не совсем верно. В то самое время, когда мы все, двадцать восемь человек, боролись за выживание в море Уэдделла, на другой стороне Антарктики, в море Росса, погибли три человека: капитан «Авроры» Энеас Макинтош, Хэйуорд и Спенсер-Смит. Они погибли, пытаясь заложить для нас склад припасов, до которого мы не смогли бы добраться.

Сейчас Реджин об этом знать не нужно. Она придет в себя и узнает от подруг, чьи мужья читают газеты, что слава Шеклтона уже подвергается сомнению. Например, автор статьи в «Эхо», которую нашел папа, где говорится о скором возвращении Шеклтона в Лондон, пишет:

Этому человеку, который явно сделал все, чтобы скрыть свой провал, мы хотим дать совет — надеть наконец военную форму, вместо того чтобы опять любоваться айсбергами.

Вместо этого я рассказываю о нашем расставании в Вальпараисо и о нашем с Бэйквеллом путешествии в Англию. Но Реджин вскоре заснула, а я продолжаю лежать и жду в темноте, когда проснется Уилли-Мерс, чтобы вынуть его из коляски и переложить к ней. Родители незаметно возвращаются домой и на цыпочках поднимаются по лестнице и идут дальше по коридору. Эмир Блэкборо хихикает, он немного захмелел, мама шикает на него, но она не была бы Гвендолин, его Гвен, если бы сама не хихикала время от времени.

Потом в доме Блэкборо становится тихо, и я тоже засыпаю. Младенец начинает плакать, Реджин вскакивает от страха, но я уже держу малыша в руках и несу ей. Она отворачивается к стене, и Уилли-Мерс, чмокая, кушает.

Я опять засыпаю, когда Реджин поворачивается ко мне. Она пристраивает голову у меня на плече и кладет руку на грудь.

Мы молча лежим некоторое время, потом она гладит меня по лбу. Она совершенно бодра, и голос ее ясен. Она шепчет:

— А Эннид? Тебе очень грустно?

На безоблачном осеннем небе со стороны лежащих на севере гор доносится треск — это прилетели три самолета — бело-зеленый «Сопвич Кэмел» Уильяма Бишопа, светло-голубой «Ньюпорт Скаут» Альберта Болла и оранжево-красный триплан Эдварда Мэннока. Мы с родителями и сестрой в воскресных нарядах сидим под шерстяными одеялами в нашей новой бричке. Альфонсо-второй не спеша тащит ее вдоль берега Уска, так что я могу без труда наблюдать за тремя самолетами, которые приближаются к границе города и начинают крутить «мертвые петли» между башней собора Святого Вулоса и окаймляющими поляну для празднеств тополями, с которых свисают ветки омелы.

Крутящийся в воздухе Эдвард Мэннок едва ли старше меня, но уже кумир — его почитают больше, чем в свое время Тома Крина. Он один из самых метких и известных пилотов Королевских военно-воздушных сил. Я не знаю, как она с ним познакомилась. Дэфидд говорит, что он симпатичный парень, сильно стесняющийся своего закрытого белым бельмом глаза.

Праздник, на котором Эннид влюбилась в Мэннока, совсем не напоминал сегодняшний, куда собирается пол Южного Уэльса. Но как мне рассказали, это было все же настоящее авиашоу с не меньшим количеством знаменитостей и военных и танцами. Оно состоялось теплым августовским днем на лугу у Кэлдона на другом, таком же зеленом конце города. Точнее, это было пятнадцатого августа 1915 года, как я выяснил. Эннид выглядела обворожительно, она надела белый чепчик с вуалью и длинное платье в цветочек, такое длинное, что полностью скрывало шину у нее на ноге. Мои мать и сестра разговаривали с Эннид, которая рассказала, что собирается поехать в Мертир-Тидфил, как Дэфидд. Зачем? Ну, сказала она, у нее хандра, и все трое стали говорить обо мне.

Ну а где был я в этот день, где был ты, Мерс Блэкборо, пятнадцатого августа четырнадцать месяцев назад, а? Уже давно я спрашиваю себя, должен ли сожалеть о том, что не вел во льдах дневник.

Нет, я не жалею. В Уске отражаются красные и желтые верхушки деревьев, на которых отдыхают глаза моего отца, погоняющего пони прищелкиванием языка. Время от времени между деревьев видна поверхность реки, по которой пробегает рябь. Там ищут добычу щуки. Имеет ли значение, что в тот день, когда Эннид повстречала Эдварда Мэннока, Боб Кларк рассказывал о золотоволосых пингвинах, или читал ли я вечером записки Биско о плавании в Южном полярном океане, когда мисс Малдун поднялась в поезд, идущий в Мертир-Тидфил, чтобы навсегда оставить позади свою скучную жизнь в отцовском магазине.

Пятнадцатого августа 1915 года, насколько я могу посчитать, был двести третий день нашего заточения во льдах. Это было воскресенье, мы дрейфовали в море Уэдделла, и двадцать часов в сутки было совсем темно.

Папа направляет бричку на улицу, огибающую город кольцом. Мы объезжаем центр, потому что и не в праздничные дни ездить на конных повозках по его переулкам просто опасно. Автомобили, которые носятся там во все стороны, дико гудя, огромны, а их водители проносятся мимо, с глазами, полными панического страха. Отец называет автомобильный транспорт в городе «деревяшками в реке». Даже на шоссе, ведущем через восточное предместье к лугу для праздников, еще можно услышать рев и треск, доносящиеся с улиц между собором и гаванью. Мне снова приходят в голову слова Дэфидда о том, что он думает открыть после войны авторемонтную мастерскую. Если у меня есть желание и это не ниже моего достоинства, то я могу стать его компаньоном.

Братья Блэкборо

РЕМОНТ АВТОМОБИЛЕЙ

Дешево БАСНОСЛОВНО Дешево

И быстрее, чем вы можете ехать

Легкий ветерок доносит грохот и хрип, издаваемые духовым оркестром ньюпортской полиции. Мы трусцой выезжаем на луг, отец встает с облучка и берет нервно вскидывающего белую гриву Альфонсо под уздцы. Он ведет нас к шеренге тополей, под которыми уже стоят повозки, там я спрыгиваю в траву и помогаю дамам.

Для Реджин это первый выезд с тех пор, как Герман был объявлен пропавшим без вести. Она останавливается рядом со мной и грустно спрашивает:

— Я не выгляжу глупо?