Мы прямо сквозь кусты выбрались к парапету. Море было темным, в нем лишь изредка мелькали огоньки, и слева на мысу вспыхивала каждые три секунды белая звезда маяка.

Сильно пахло водорослями.

И опять я услышал трели неуемных цикад.

От каменной площадки вели вниз крутые ступени. Фонарь издалека высвечивал там нагромождения прибрежных камней… Иногда накатывали из тьмы еле заметные пенные гребешки.

— Давайте спустимся, — прошептал Петька.

Я взял его за руку. Мы пошли по ступеням, а потом пробрались почти к самой воде. Устроились на плоском камне. Петька охватил коленки, придвинулся ко мне плечом, помолчал. И опять шепотом сказал:

— Ну…

— Что?

— Говорите.

Здесь, в тишине и сумраке, на меня навалилось ощущение тяжкой нереальности. До этой минуты я в суете и хлопотах о Петьке почти забыл, кто он такой. Казалось, просто мальчишка. Ну вроде неожиданно свалившегося на голову родственника. А теперь… неровно забухало сердце. Нас было здесь двое, и каждый был — я…

И все же он был маленький, а я — взрослый дядька. И я отвечал за мальчишку.

Я начал сбивчиво, хрипловато даже:

— Вот что, Петя… Ты должен постараться ничему не удивляться.

— Ладно, — покладисто вздохнул он.

— Ты… слышал что-нибудь о машине времени?.. Да, ты ведь читал про нее у Герберта Уэллса, я знаю…

Он прошептал с явным предчувствием:

— Ну… и что?

— И вот, этот Полоз… он такую штуку смастерил…

Петька дернулся и задал вопрос, совсем для меня неожиданный:

— Зачем?

— Ну… например, чтобы вытаскивать из прошлого таких вот талантливых певцов и заставлять их петь со своим хором. Он очень любит… пение мальчиков.

— И для этого построил машину? — почти весело и как-то по-домашнему изумился Петька.

— Да… Судя по всему, он сумасшедший.

— Разве бывают сумасшедшие изобретатели?

— Сколько угодно, — мрачно сказал я. — И плохо, когда они мерзавцы.

— И… — Петька наконец понял, притиснулся ко мне плечом. — Он, значит, и меня… Да?

— Да, Петушок.

— Но… — выдохнул он неуверенно. — Так ведь не бывает…

— В это трудно поверить, но это случилось, никуда не денешься… Завтра проснешься и увидишь, что это не сон.

Он повозился, зябко потер ноги и прошептал:

— Значит, я попал в будущее?

— Да…

Он повозился опять и вдруг задумчиво и тихо возразил:

— Нет, наверно, это не Полоз сделал. Наверно, это я сам, когда скрестились рельсы…

Я не понял, но допытываться не стал. Главное, чтобы он скорее примирился с неизбежным. Я сказал неуверенно:

— Между прочим, здесь не так уж плохо…

Он спустил с камня ноги и толчком повернулся ко мне:

— Уже построили коммунизм, да?

— Ну… это не совсем так называется, но… здесь есть на что посмотреть. И порадоваться.

Петька замолчал надолго. Тревожно так. Я уже хотел окликнуть его. Но он вдруг спросил еле слышно:

— А я-то как?

— Что?

— Кому я тут нужен?

Я решительно обнял его за плечи:

— Ты нужен мне, Петух… раз уж так получилось.

Он мягко, но решительно высвободился. Отодвинулся так, что я еле различал его в сумраке. Он сказал со звонкой слезинкой:

— Но вы кто? Я даже не знаю, как вас зовут!

— Зови меня Пит. Вернее, дядя Пит… Видишь ли, я твой дальний родственник. Точнее, далекий потомок.

— Далекий? А… сколько лет прошло? После меня?..

Главное, что он поверил. Половина задачи была решена.

— Много, Петушок. Примерно сто лет…

Он почему-то разочаровался:

— Ну, это не так уж много. Я думал, тыща…

— Век — это тоже немало.

— Да, пожалуй, — снисходительно согласился он. И вдруг спохватился: — Да, немало! И тогда…

— Что?

— Тогда… откуда вы столько про меня знаете? И что я… Петушок? И про Нохрю! И даже… что "гусиная лапка" у меня!

Вот так он меня припечатал! И что здесь придумать, я не знал. И… надо ли придумывать? Имею я право что-то скрывать и прятаться от судьбы, если уж случилось такое?

И я сказал как можно небрежнее:

— Да потому что, Петух, я — это ты. Только через много лет.

Он вскочил. И — надо же! — так озорно, будто во время уличной игры:

— Вот это да!

— Именно "вот это да". Так хитро свело наши пути время…

— Значит, я и вы… и ты… одно и то же?

— Почти. По крайней мере, если верить Полозу, душа у нас одна на двоих…

— Нет. Не верю, — вздохнул он.

— Не веришь в живую душу? — удивился я. Потому что сам в его годы, по-моему, верил.

— Я не про то, — насупился он в темноте. — Просто мы не похожи.

— Вот вырастешь, будем похожи.

— Не хочу я, — пробормотал Петька. — С чего это я буду таким толстым… — Он сел и обиженно засопел.

— Ах вот оно что! — не удержался я от смеха. — Ну и не будь! Не потолстеешь, если станешь следить за собой и делать зарядку.

— А вы почему не делали? — подозрительно спросил он.

— Да так вот… работа затягивала. Про все забываешь, когда уходишь с головой…

— А какая у вас… у тебя работа?

— Долго объяснять. Потом расскажу. В общем, связано это с загадками времени и с дальними звездами.

— Ух ты… Ну тогда ничего, что ты толстый.

— Я так же думаю.

— В конце концов, ты все равно больше ста лет прожил. Сейчас так подолгу живут, да?

Ох, он ведь ничего про меня не знал!

— Нет, Петь, тут другое дело. Я часть жизни провел на "Игле". Ну, это вроде корабля для путешествий в межзвездном пространстве. Там время идет иначе, вот и сэкономил полвека. Недавно вернулся, а здесь уже все другое. Мы с тобой, можно сказать, оба новички в этом мире… Так что давай держаться друг за друга.

Я опять хотел обнять его за плечо, но он толчком отодвинулся. И сказал резко:

— Нет, я вам не верю.

— Но почему?! Петушок…

— Потому что так не бывает.

— Бывает! Раз случилось… Ну хочешь, расскажу такое, что знаем только мы. Например, как ты… как я в детском саду влюбился в Наташку Ракитину и как плакал потихоньку, когда она убегала играть с Вовкой Гуляевым? Или как вечером под одеялом шептал специальную считалку, чтобы не приснилось страшное: