– Трупы есть? – вяло поинтересовался Леха.

– Еще пару таких звонков и таких объяснений… – «Куда ты, мудак, лезешь! Ты не в чуме!». – Отделенческий опер кого-то стукнул. Послышалась иностранная речь. – …И будут трупы! Сука, руки об занавески вытер!..

Серпухов понял, что лучше не нервировать коллегу:

– А чего разодрались-то?

– А немец выкинул селедку, которую жарили вьетнамцы… Запах ему, видишь ли, не понравился! Порядок он любит! Ну и началось поманеньку… – вкратце обрисовал картину дежурный оперативник 37-го отделения милиции.

В телетайпной застрекотал сложный передающий прибор. Порывом ветра распахнуло форточку и шибануло о стену. Следом зазвонил городской, а потом и местный телефоны: «Да! Да! Нет! Это вам нет! А вам нет – нет, вашу мать! Не вашу… Выехали уже! Я один тут сиротствую с вашими родственниками…»

– А-а-а! – не выдержав, заорал Леха и накинул пиджак на телетайп.

В итоге Паша вышел на Серпухова лишь в половине первого ночи. Когда даже самые неугомонные в этом городе решили хоть немного, но угомониться.

– Слушаю, – рявкнул в трубку Леха, как после двух пачек озверина.

– Ого! Командный голос вырабатываешь?

– Козырев, ты, что ли?

– Ага, я.

– Блин, еще один, которому нужна любовь. Тебе-то чего не спится?

– Леха, дело есть. На сто.

– Надеюсь, баксов?

– Нет, щелбанов. Ты важняка Некрасова из антикварного знаешь?

– Шапочно. Пару раз раскланивались. А один раз, на не помню по какому поводу вечеринке, за одним столом водку пили. Но я тогда от него через два стула сидел.

– И что ты можешь о нем сказать?

– Ни фига ты вопросики среди ночи задаешь! Ты бы еще спросил, что я думаю о нашем Президенте! Я его, кстати, вижу гораздо чаще. Правда, только по телевизору… А вообще, тебе с этим лучше к Максу Есаулову подкатиться. Некрасов у него в отделе какое-то время кантовался.

– Понимаешь, мне к нему обращаться малость неудобняк. Мы, во-первых, не знакомы, да и контакты с «гласниками», сам знаешь, у нас не шибко поощряются.

– Да я в курсе. Идиотские все-таки порядки в вашем лепрозории.

– А что поделаешь? Мы – не менты, менты – не мы… Лех, а вот если без посредников о Некрасове? Хотя бы в двух словах.

– В двух словах, Паша, это к Ильфу, который друг Петрова. Читал?

– Обоих читал, а поодиночке нет. И что там по Ильфу?

– А по Ильфу характеристика такова: «До революции он был генеральской задницей. Революция его раскрепостила, и он начал самостоятельное существование».

– А революция эта у Некрасова когда случилась?

– А после того, как его с «земли» с каких-то щей в РУВД перевели.

– Вот видишь, значит, что-то такое слышал?

– Да я много о ком чего слышал. Кстати, разреши полюбопытствовать: на хрен он тебе сдался?

– Ты Игоря Ладонина помнишь?

– Вашего другана-олигарха? Конечно, помню. И чего?

– Его на днях задержали. А задерживал как раз Некрасов. И вот Полина попросила меня узнать, что за репутация у этого орла.

– Полина? Это такая симпатичная блондиночка из вашего экипажа? А у той что за интерес?

– Она уже давно вне Системы. И она… Короче, она живет с Ладониным.

– Опа! Толково. Погоди-ка, помнится, ты сам к этой Полине неровно дышал?

– Леха, давай на эту тему не будем, а?

– Понял. Извини. Проехали… Так и чего Некрасов пытается вменить вашему олигарху? Контрабанду антиквариата? Но ведь это пошло.

– Хуже. Он хочет притянуть его к недавней краже из Эрмитажа.

– Некрасов что, совсем ебанько?!

– Я тебе о том и толкую, мутная какая-то история. Потому и спрашиваю.

– Согласен, блудень. Знаешь, дружище, боюсь, это не совсем телефонный разговор. Если хочешь погутарить, давай лучше где-нибудь пересечемся. Выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем.

– Идет. А когда?

– Завтра, вернее, уже сегодня, у меня в принципе отсыпной. Но моя мне всю плешь прогрызла, так что придется вечером везти ее с детьми на дачу. А вот завтра, то бишь в субботу, готов соответствовать.

– Спасибо, Леха. Извини, если напрягаю. Просто у нас тут… Короче, все плохо.

– Да ладно, старый, не извиняйся, – пробурчал Серпухов. – И помни мудрые слова доктора Айболита: это очень хорошо, что пока нам плохо…

Несмотря на глубоко за полночь, после разговора с Серпуховым Паша решил попробовать позвонить еще и Лямке. Сейчас он руководствовался теми соображениями, что, чем больше заброшенных удочек, тем гарантированнее улов. Правда, немного смущала вчерашняя крайне раздражительная реакция Полины на предложение высвистать Лямку. Но Козырев решил, что вникать в их персональные заморочки ему вовсе не обязательно.

Причина окрыситься на Ивана у Ольховской действительно была. Вот только сам Лямка имел к ней лишь опосредованное отношение. Просьбу Полины, хотя и без особого энтузиазма, он исполнил: залез в банк данных ОПУ и отыскал запись о задании на наружку как в отношении самой Ольховской, так и в отношении Ладонина. Однако инициатором заданий выступала вовсе не служба собственной безопасности, как думалось Полине, а антикварный отдел УУР. Весьма неприятным открытием для Лямки стал тот факт, что в день, когда Ольховская обнаружила за собой «хвост», наблюдение велось уже четвертые сутки кряду. Неудивительно, что после этого он особо тщательно изучил субботнюю сводку и облегченно выдохнул, не найдя себя в списке установленных связей. Похоже, команду на фиксацию и установление гостей, съезжавшихся к «Палкину» на день рождения Ладонина, «грузчикам» не давали. А внутри ресторана наблюдение, естественно, не велось – через такой фейсконтроль на шару не проскочишь и на плечах не войдешь.

Тем же вечером Иван опрометчиво рассказал о своих аналитических раскопках Ирочке. Выслушав мужа, та не на шутку встревожилась. Сама будучи сотрудником отдела установки, хоть бы и «декретным», она прекрасно понимала, что, засветись они в тот день на «квитанциях» «грузчиков», серьезных проблем не избежать.

А через день Ольховская позвонила снова. Лямка принимал ванну, так что трубку сняла Ирочка. Узнав, что Ладонин арестован, «молодая мать» взяла инициативу на себя и решительным тоном заявила: «Иван занят и подойти к телефону никак не может». А затем доверительно попросила «не втягивать Лямку в ладонинские авантюры». Тем паче что она, Ирочка, прекрасно помнит, чем они, эти авантюры, могут обернуться.

– И чем же? – сухо поинтересовалась Полина.

– За каких-то два года: одного убили, второй – скоропостижно скончался, третьего посадили, – напомнила Ирочка. – По-твоему, мало?