– Как его зовут?

Она помедлила.

– Бошер, – все же ответила она и прибавила, сама не зная зачем: – Его назвали в честь знаменитого французского наездника.

– Благородное имя, да? – Кондуктор погладил коня по лбу. – Благородное имя для благородного животного. У меня сохранилась открытка со старых времен – упряжные лошади на борту. Я тебе покажу, когда паром тронется.

– Сколько? – спросила она. – За него, я имею в виду. Сколько с нас?

– Нисколько, дорогая. – Он удивился. – Никто не платит за паромную переправу с тысяча восемьсот восемьдесят девятого года. – Он тихо засмеялся. – Примерно с того времени, когда я начал… – Он пошел назад на несгибаемых ногах и исчез в кокпите.

Паром задрожал, потом плавно отошел от северного берега Темзы и направился в темные бурлящие воды. Сара стояла в одиночестве на открытой палубе рядом со своей лошадью и смотрела на безлюдную реку, на строительные краны, на блестящие купола плотины через Темзу, на сине-серебристые ангары рафинадного завода Тейт и вдыхала сырой воздух.

Сара почувствовала, что проголодалась, хотя и представить не могла, как после всего произошедшего сможет есть. Она сняла рюкзак, открыла его и нашла печенье. Отломила кусочек и протянула Бо. Конь тыкался ей в рукав бархатистыми губами, пока она не сдалась и не скормила ему еще один.

Они с лошадью были посередине реки, мимо проплывали незнакомые прибрежные районы, будто она спала и видела все это во сне. Ей мерещилась другая лошадь, которая жила более ста лет назад. Расстояние от берега увеличивалось, дыхание Сары выровнялось, голова прочистилась, словно она выходила из какой-то огромной тени. Внедорожник остался на северном берегу, а с ним хаос, тревога и страх, которые душили ее несколько месяцев. Все вдруг стало просто. С удивлением Сара поняла, что улыбается, мышцы, которые, как ей казалось, атрофировались за последние недели, снова работали.

– Держи. – Она дала Бо еще кусочек печенья. – Наше время пришло.

Бен протянул еще одну записку: Он звонил Линде четыре раза.

Наташа прочитала, поправляя парик и пытаясь просунуть шпильку через сетку. Солиситорам-адвокатам только недавно стала доступна привилегия носить парик. Она не хотела его надевать, но коллеги настояли. Говорили, что оппоненты будут относиться к ней серьезнее. Она подозревала, что они просто хотели воспользоваться возможностью увеличить счета клиентов, которую давал парик.

– Позвони ему, – прошептала она, протягивая выключенный телефон. – Номер в списке. Скажи, я смогу с ним поговорить только в перерыв.

– Линда сказала, у него голос дрожал от гнева. Что-то с Сарой.

В другом конце зала Симпсон пытался разнести в щепки показания Элсворта. Посмотрим, подумала Наташа. Он считался одним из лучших в своей области, и деньги, которые брал как эксперт по свидетельским показаниям, подтверждали это.

– Скажи ему, мы обсудим дату его отъезда после того, как он поговорит с ней о моей карточке. И скажи, поскольку я не могу отвечать на звонки, никакого толку звонить нет.

Она начала делать записи, пытаясь собраться с мыслями.

– Вы его достали. – Миссис Перси обхватила тонкими пальцами ее запястье. – Все, что вы сказали, доказывает, что он жестоко с ней обращался.

Глаза клиентки были широко раскрыты, в них угадывалось напряжение, несмотря на тщательно наложенную косметику.

Наташа заметила, как на них смотрит судья. У него было серьезное лицо.

– Мы поговорим об этом позже. Но вы правы, все прошло хорошо, – прошептала она и наклонилась вперед, чтобы лучше слышать Симпсона.

Через несколько минут вернулся Бен. «Она сбежала. Исчезла», – говорилось в записке.

Наташа написала: «??? Куда?»

«Он не знает. Это кто-то из родственников?»

Наташа уронила голову на руки.

– Миссис Макколи, вы в порядке?

– Я в порядке, ваша честь. – Она поправила парик.

– Вам не нужен короткий перерыв?

Она быстро приняла решение:

– Если ваша честь позволит. Неожиданно возникло обстоятельство, которое требует моего срочного вмешательства.

Судья повернулся к Симпсону, который смотрел на нее с почти нескрываемым гневом, будто она специально все подстроила.

– Хорошо. Мы соберемся вновь через десять минут.

Он ответил после первого гудка:

– Она сбежала. Взяла с собой кое-какие вещи.

– Ты звонил в школу?

– Я стараюсь выиграть время. Позвонил, сказал, что она заболела. Решил, если окажется, что она в школе, объясню, что ошибся.

– Но в школе ее не было.

– Она сбежала, Таш. Забрала фотографии, зубную щетку и все такое.

– Может, она в конюшне. Или у дедушки.

– Я звонил в больницу. Они сказали, что сегодня посетителей у него не было. В конюшню сейчас еду.

– Лошадь она не бросит, это точно. Подумай, Мак. Она не бросит лошадь и не оставит дедушку. Он ей очень дорог.

– Надеюсь, ты права. – Мак явно нервничал, что было для него необычно. – Не нравится мне все это.

Наташа вспомнила, что накануне вечером Сара была молчалива и со всем соглашалась. Было видно: что-то случилось. Но Наташа была так благодарна, что девочка приняла перемену в своей судьбе спокойно, не устроила сцену, не стала задавать никаких вопросов.

– Мне нужно возвращаться в зал суда. Позвони, когда доберешься до конюшни. Не забывай, у нее моя карточка. Но, как ты говоришь, она, возможно, пошла по магазинам, купить дедушке эту чертову новую пижаму за мой счет.

Облокотившись о ржавую машину, Ковбой разговаривал с каким-то мальчишкой. Мак возился с воротами, стараясь не обращать внимания на немецкую овчарку, которая злобно зарычала, когда он вошел. Бросил взгляд в сторону стойла под аркой – дверь открыта, стойло пусто.

– Э-э… мистер… э-э… Джон? Я Мак, помните меня? Друг Сары.

Ковбой сунул самокрутку в рот и пожал руку Мака. Скривил рот:

– Я вас отлично помню.

– Я ищу Сару.

– Все ищут Сару, отсюда и до доков Тилбери. Хотелось бы, черт возьми, понимать, что здесь произошло, пока меня не было!

Мальчишка переводил взгляд с Джона на Мака и обратно:

– Джон, я здесь редко бывал.

– Тем лучше для тебя.

– Я, в общем-то, не в курсе. Сами знаете.

– Она была здесь? – спросил Мак.

– Видел ее мельком. Она ничего не сказала. Знаю только, что здесь пахнет большим дерьмом. – Ковбой Джон угрюмо покачал головой.

– Постойте, так вы ее видели? Сегодня?