Всего ночь отдыхали в захваченном остроге войска Горбатого-Шуйского и Микулинского. Затем они отправились в сторону большого Арского городища или Арского города — регионального центра. Его «черемиса» побоялась защищать и сдала без боя. Так же как и множество других городков, сел, деревень, не оказавших никакого сопротивления после того, как пала главная твердыня — Арский острог. На протяжении десяти дней русские полки прошли всю Арскую область, захватывая скот и пленников. Голодная армия отъедалась на богатых хлебах. Как напишет через много лет Курбский, войско «застряло» там, «потому что в земле той большие поля, чрезвычайно изобильные и щедрые на всякий плод… села часты, а хлеба всякого такое множество, что поистине невозможно рассказать и поверить — сравнимо, пожалуй, со множеством небесных звезд! Бесчисленно также множество ценной добычи и стад разного скота…». Пригнав скот к полкам, осаждавшим Казань, воеводы сняли их с «голодного пайка».

В Арском остроге и других населенных пунктах русский корпус освободил от многолетнего рабства множество пленников, отправленных впоследствии на Русскую землю через Васильсурск.

Вернувшись из похода, Семен Иванович успел принять участие в решающем штурме Казани. Официальная летопись сообщает, что князя под конец битвы отрядили перехватывать татарские отряды, пытавшиеся пробиться из города, когда его участь была окончательно решена. С этим делом Микулинский успешно справился, однако его «работа» в тот день далеко не ограничивалась ловлей беглых казанцев.

Из воинской повести «Казанская история» известно, что Семен Иванович с частью полка дрался на ответственном участке не только после, но и во время общего штурма. Он прорывался в Муралиевых воротах, расположенных в северной части Казани, у самого ханского дворца. Князь оказался в гуще рукопашной схватки. Здесь ему нанесли множество легких ранений. Через несколько дней лекари поставят Семена Ивановича на ноги. Но тот решающий штурм принес ему потерю горшую, нежели кровь, вытекшая из его ран. Выстрелом из казанской пушки убило его брата Дмитрия. Обезображенное тело Дмитрия Микулинского слуги едва смогли вытащить из груды трупов.

Ожесточенный бой был перенесен от ворот и брешей в стенах на улицы города. Русские постепенно преодолевали сопротивление защитников. Был миг, когда русских бойцов явно не хватало, исход всего дела заколебался. «С некоторых… казанцев сошел страх перед смертью, и расхрабрились они, и встали в городских воротах и возле проломов, и схватились с русскими и татарами (служилыми татарами Ивана IV. — Д. В.), смешавшись в яростном бою с… воинами, уже проникшими в город, и крепко бились, рыча, словно дикие звери. И страшно было видеть храбрость и мужество тех и других… Отчаявшись остаться в живых, крепко бились они, неотступно твердя себе: «Все равно нам умирать!» И трещали копья, и сулицы, и мечи в их руках, и гремели, словно сильный гром, голоса и крики и тех и других…»[267] Подход свежих подкреплений окончательно решил дело в пользу русского войска. В итоге последние казанские воины, еще державшие в руках сабли, либо погибли, либо сдались на милость победителя.

2 октября 1552 года город был взят.

Московские ратники захватили самого хана казанского Едигера. Напротив, многие тысячи русских пленников, пребывавших у казанцев в рабстве, были освобождены и отправлены домой.

Казань перестала быть страшной угрозой всей восточной окраине Московского государства. На протяжении нескольких десятилетий местные жители поднимали бунты, но неизменно бывали разбиты. Постепенно произошло «замирение» края и переселение туда множества выходцев из центральнорусских областей. Казанское ханство влилось в Россию и стало частью ее территории.

А князь Микулинский получил пост наместника на Двине, и трудно понять, награда это или опала… Там, впрочем, воевода пробыл совсем недолго.

Весной — летом следующего года Семен Иванович вновь был призван на службу. В Серпухове он стоял как царский воевода рядом с войсками удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. И царские полки, и удельные выставлены были «на берег» для защиты от крымцев. 1 августа князя «отпустили» из Серпухова «для казанской службы».

Это означало следующее: после покорения Казани очень быстро начался первый мятеж «луговой черемисы». Несколько месяцев Микулинский готовил к походу армию, во главе которой отправился воевать в отлично ему знакомые места. Войско двинулось под Казань в декабре 1553 года. По дороге к нему присоединился отряд из свияжского гарнизона, а также мощный корпус служилых татар.

А в феврале 1554 года из тех мест в Москву прибыл от князя Микулинского гонец Назар Глебов. Он сообщил о полной и совершенной победе.

Русские полки прошли мятежные земли вдоль и поперек, уничтожая неприятельские отряды. Они двигались по «Арским местам», где, неподалеку от Казани, жила «черемиса», по землям чувашей, по рекам Каме, Меше и Вятке, добрались до Уржума. Основная база мятежа, городок на Меше, был сожжен. Огнем и мечом князь Микулинский очищал область от бунта. В конечном итоге представители местной знати запросили мира, изъявив готовность покориться, платить дань.

Русское войско взяло в плен шесть «честных людей», то есть представителей знати, военачальников, а также освободило еще восемь тысяч русских пленников.

К 1554 году князь Семен Иванович Микулинский подошел зрелым человеком. Ему 44 года, он знаменит по всей России своими победами и полностью погружен в военное дело. За блистательными военными успехами «командарма» стояла нелегкая судьба. Отец и братья полководца к тому времени ушли из жизни. Жену он видел в перерывах между походами. Лучшая часть жизни прошла в службах, сидении по дальним городам да в сражениях.

Может быть, Семен Иванович хотел от этой жизни чего-то еще, чего-то большего, ему не хватало каких-то простых радостей. Поэтому, когда бес лукавый подвел его под соблазн, князь поддался. В душе, как видно, стало пустовато, и служба ту пустоту не закрывала полностью.

В 1554 году блистательная карьера князя Микулинского прервалась по политическим причинам.

Еще в 1553-м на Москву легла тень смуты. Молодой царь тяжело заболел и потребовал от вельмож дать присягу малолетнему сыну Дмитрию… Но у тех были свои соображения по поводу того, кому отдать престол. И на месте малыша-наследника многие видели его взрослого родича — князя Владимира Андреевича Старицкого. Был в одной «думе» с аристократической партией, которая хотела служить князю Владимиру Андреевичу Старицкому, и князь Микулинский. Но тогда его «шатание» осталось для царя тайной. Иван IV выздоровел, вопрос о престолонаследии был снят сам собой, а в поле зрения государя оказались только явные бунтари.

На следующий год за рубеж пытался бежать князь Семен Лобанов-Ростовский, входивший в эту группировку, но попался и в ходе расследования выдал многих, в том числе и своего тайного единомышленника — князя Ми-кулинского. Масло в огонь мог подлить тот факт, что воевода стоял тогда в Серпухове по соседству с удельной армией Владимира Андреевича Старицкого: это наводило на мысль о подготовке военного переворота… С тех пор Семен Иванович на три-четыре года исчезает из летописей и воеводских списков. Очевидно, его постигла опала… Бог весть, сколь суровым вышло наказание. Тот же князь Лобанов-Ростовский чуть не лишился головы, но, по заступничеству митрополита, сохранил жизнь, отправившись в тюрьму на Белоозеро. Надо полагать, с недавним победителем «черемисы» обошлись мягче, однако к важнейшим государственным и военным делам его больше не допускали. Какое-то время князь сидел (по второму разу) наместником на далекой Двине, затем, в 1557/58 году попал на воеводское «годование» в не менее далекую Казань.