– Попросят – поймаю.

– А не попросят?

– И не попросят – тоже. Я привык держать свое слово…

– Какое?

– Очистить Россию от мрази.

Я смотрю в его глаза и верю в то, что так оно и будет.

– Так значит, ты теперь частный детектив?

– Мне не нравится слово «частный». Я государственный детектив. Правда, вне штатного расписания и без зарплаты. Но это не так уж и важно…

– Робин Гуд? Зорро? Бэтмэн?

– Просто – Сокрушилин.

Я совершенно забываю о том, что где-то рядом находится вооруженный преступник. Это случилось на «Новослободской». «Осторожно, двери закрываются», – сказал машинист, и в этот момент из вагона выскочил рослый детина с бритым затылком, которого я раньше не замечала. В руке его тяжелая сумка. Я не успела ничего подумать, а Сокрушилин, словно по волшебству, преодолев в полете несколько метров, оказывается за его спиной. Двери захлопываются, поезд начинает движение, и, прислонившись к стеклу с надписью «Не прислоняться», я вижу, как одной рукой Сокрушилин бьет «быка» по загривку, а другой выбивает пистолет. Сумка тяжело падает на пол. Там оружие! Сокрушилин припечатывает бандита к мраморному полу и защелкивает наручники. Вагон скрывается в тоннеле, но в последний момент я успеваю увидеть счастливый, полный осознания исполненного долга взгляд Сокрушилина и понимаю – он очистит Россию от мрази! И вдруг вспоминаю – мой диктофон остался у Саши. Чёрт! Как же я восстановлю интервью? – проносится у меня в мозгу, и тут же я отбрасываю эту глупую мысль. Легко! По памяти! Такое не забывается!

Ваша К. Ц-ва

«Столичный молодежник»

16 апреля 1997 г.

№ 5

Начальнику ОВД «Чертаново-Центральное»

майору Найденову И. Г.

от мл. лейтенанта Лютикова Л.

Объяснительная записка

Иван Григорьевич, вы на меня сегодня так орали, что одному из задержанных, который это слышал, стало плохо. Еще раз повторяю, я не мог не принять заявление гр. Мамаевой-Гуляевой ни по закону, ни по-человечески!

5-го апреля этого года я вышел по Вашему приказанию на службу дежурным по отделению, хотя мог и не выходить, так как был на больничном, имея температуру тела 38,5 °C. Но так как Вы сказали, что больше дежурить некому, вышел. За время моего дежурства ко мне в дежурку никто не заходил, боясь заразиться, так как я все время чихал. Около 17.00 пришла женщина с заявлением и синяком под глазом – Мамаева-Гуляева А. Д. Я сперва подумал, что по поводу синяка, но оказалось, по поводу попытки изнасилования ее дочери Кристины 1984 г. р., но дочери не было, так как она отказалась идти в милицию из-за полученного стресса, и в результате возникшей ссоры мать получила от нее синяк. К заявлению была приложена медицинская справка о нанесении дочери легких телесных повреждений. В заявление я не вчитывался, так как физически не мог этого сделать – всё плыло перед глазами, поэтому антимилицейские, антикавказские и антисемитские выпады в нем пропустил. Я зарегистрировал заявление и попросил женщину поскорее уйти, чтобы она от меня не заразилась. К сказанному прошу вернуть мне мое служебное удостоверение, т. к. паспорт у меня украли раньше, и получается, что я никто.

Подпись:

17.04.97

Мл. лейтенант Лютиков Л.

Резолюция: А ты и есть никто! И звать тебя никак!

Подпись: Найденов

№ 6

Письмо личного характера мл. лейтенанта Лютикова

подполковнику Найденову

Уважаемый Иван Григорьевич!

Обратиться к Вам с этим письмом и по имени-отчеству меня вынуждает важность того, что я хочу рассказать. После того, как вы на меня наорали и отняли служебное удостоверение, я в тот же день направился к гр. Мамаевой-Гуляевой А. Д., у которой пятого апреля сего года принял заявление по поводу попытки изнасилования ее малолетней дочери с твердым намерением убедить заявительницу забрать свое заявление, как неприемлемое, согласно Вашему требованию.

Я пришел по указанному в заявлении адресу после того, как не мог дозвониться по указанному в заявлении телефону, который, как выяснилось, был отключен за неуплату. Было 20.00, на улице моросило. Я позвонил, и мне сразу открыли, не спросив, кто там. Согласитесь, Иван Григорьевич, в наше время это немаловажная деталь. А если вспомнить, что еще недавно случилось с ее дочерью, тем более. Понять, что я милиционер, она не могла, так как я был в «гражданке». Она меня не узнала, но и я ее тоже.

– Ой, да вы весь мокрый, – сказала она. – Я сейчас вас чаем напою.

Не спросив кто я, что я и зачем пришел.

Но заварки дома не было, и она пошла к соседке за заваркой, оставив меня дома одного. Тоже, согласитесь, в наше время редкость. Хотя брать там совершенно нечего. Из ценных предметов обихода выделяется большая икона в старинном окладе, на которой изображена Богородица в окружении холодного оружия. Скоро она вернулась и спросила, заваривая чай:

– Вы пришли услышать о чуде?

Я в чудеса не верю, но в интересах дела ответил: «Да».

И она стала рассказывать случай, описанный в заявлении, упирая не на попытку изнасилования ее дочери, а именно на чудо. Ученые подсчитали, что человек получает через написанное только десять процентов информации. То есть самую великую истину, если ее прочитали, мы только на десять процентов усвоили. Важно, оказывается, не что говорится, а кто и как говорит. А как она говорила, Иван Григорьевич! Я смотрел на нее, слушал и понимал – она. Это была она! Все-таки я видел эту женщину и даже был в нее влюблен, мальчишеской, правда, любовью, потому что и был еще мальчишкой, учеником 9-го «Б» класса Ногинской средней школы № 38. К нам в Ногинск приезжал тогда на гастроли Московский областной театр драмы им. Чебутыкина с пьесой Островского «Гроза», где роль Катерины играла актриса Аида Гуляева, как было написано в программке, которую я до сих пор храню. Ходили по программе всем классом, а Вы помните, конечно, что значит ходить в театр всем классом. Я готов был убить своих одноклассников, но когда на сцену выходила Катерина, даже двоечники переставали шуметь и стрелять жеваной бумагой. Когда она стояла на обрыве перед тем, как броситься в Волгу, я заплакал, и этого никто не заметил, потому что все смотрели на сцену. Актриса Аида Гуляева впрямую повлияла на выбор моего жизненного пути, именно после того спектакля я твердо решил стать милиционером. Ведь если бы там, в маленьком поволжском городке находился милиционер или, как раньше называли, околоточный надзиратель, беда могла и не случиться, а если бы там был я, ее бы точно не было! Закончив школу, я поступил в Высшую школу милиции, но о том, вернее, о той, кому я этим обязан, я никогда не забывал. Как выяснилось в ходе нашего дальнейшего разговора с Аидой Диомидовной, в скором времени ее артистическая карьера трагически оборвалась. На последнем спектакле «Грозы» обрыв, с которого Катерина произносила свой знаменитый монолог, обвалился, то есть рухнула декорация, в результате чего она получила компрессионный перелом бедра. А потом и театр сгорел, бандиты подожгли, чтобы получить помещение для казино. Вот откуда эта бедность, не от пьянства, а от гордости. Каково той, кому рукоплескали и бросали на сцену цветы, таскать в метро поломоечную машину? Да тут и выпить не грех… Поэтому я так и не увидел ее дочь, потерпевшую Кристину, так как девочка остается ночевать на «пятидневке», ведь там бесплатно кормят. Так Аида Диомидовна стала, как она сказала, монахиней в миру. Цель ее жизни теперь, чтобы как можно больше людей узнали о случившемся с ней и ее дочерью чуде. Потом пришли еще слушатели, и она снова им рассказывала, и так каждый день, каждый вечер. И мы ни в коем случае не должны заставлять ее забрать заявление – наоборот! Пусть для нее это чудо, а для нас преступление, которое мы должны расследовать и найти преступника! Во что бы то ни стало. Этим мы к ее вере в бога прибавим веру в наши правоохранительные органы. Мы живем в эпоху становления новой российской государственности, но, согласитесь, Иван Григорьевич, нет будущего у государства, граждане которого в бога верят, а в милицию нет.