Пол кивнул, снова откинулся на спинку стула и налил вина себе.

– Думаю, я не вправе тебя винить. Но сегодня я сделал кое-что, что ты одобришь. Я передал в дар библиотеке три витража, созданных Анни.

– В самом деле? – Оливия искренне удивилась.

– Я не могу раздать все сразу и сделать вид, что ничего не произошло, Лив, но я над этим работаю. Я расстался с двумя сценами подводного мира из гостиной и овальным витражом, который был на заднем стекле машины. Библио-текарша пришла в восторг. Теперь, после смерти Анни, ее работы значительно поднялись в цене. – Пол на мгновение сжал губы, словно признавая, что смерть Анни до сих пор не дает ему покоя. – Через пару недель я раздам их все, как только найду, кому отдать.

– Это хорошо, Пол, – Оливия попыталась улыбнуться ему. – Будем мы вместе или нет, ты все равно должен избавиться от этого наваждения.

– Что за игры, Оливия? Ты притворяешься недотрогой или я чего-то не понимаю?

– Я ни во что не играю. – Она посмотрела прямо в его нежные светло-карие глаза. – Я не знаю, как мне вести себя с тобой. Я боюсь доверять тебе, боюсь остаться перед тобой беззащитной. Мне страшно снова связать свою жизнь с твоей, так как я не уверена, что ты сам к этому готов.

– Раньше у нас все получалось, – заметил Пол. – Нам просто необходимо уехать отсюда.

Оливия молча ела креветки и рис. Наконец она снова взглянула на него.

– Мне предложили работу в Мемориальной больнице Эмерсона.

Она пересказала разговор с Кларком Чэпменом, и на губах Пола заиграла улыбка.

Он отложил вилку, снова потянулся к ней, коснулся ее руки.

– Это знак свыше, ты согласна? Хорошее предзнаменование. Мы переедем в Норфолк и начнем все сначала на новом месте. Скажи Чэпмену, что ты согласна, Лив. Позвони ему сегодня же и скажи.

Оливия покачала головой, но руки не отняла.

– Я должна все обдумать. Я не могу решать такой вопрос сгоряча.

После ужина они перешли в гостиную. Пол принес Оливии земляничный мусс. Они сидели на противоположных концах дивана. Оливия размышляла над тем, как ей выпроводить мужа из дома до того, как он решит ее обнять. Но Пол словно и не собирался уходить. Он снял ботинки, положил ноги на пуфик.

– Вчера вечером я перечитывал «Крушение «Восточного духа», – сказал он.

– Зачем?

– Захотелось почувствовать себя ближе к тебе. Я читал и вспоминал свои ощущения в те дни, когда я наблюдал за твоей работой в больнице и влюбился в тебя. Ты помнишь, как это было прекрасно?

– И в самом деле прекрасно! – Оливия горько рассмеялась. – Погибли сорок два человека. Фантастика, что и говорить. – Она тут же пожалела о своей язвительности. Пол встал, на лице появилось обиженное выражение.

– Ты изменилась, стала жесткой.

– Я просто боюсь снова сближаться с тобой.

– Что же мне делать, Лив?

– Для начала ты мог бы избавиться от оставшихся витражей.

Пол кивнул:

– Согласен. Завтра же найду для них новых хозяев.

Оливия вдруг стало страшно, когда она поняла, что, даже если ее муж выбросит все связанное с Анни О’Нил, она может не захотеть жить с ним, потому что он переменился.

– Ты с ней спал, – негромко заметила Оливия. – И это больнее всего. Этого ты выбросить или отдать не сможешь, и мне будет казаться, что эти воспоминания по-прежнему живы в тебе. Если мы будем заниматься любовью, я буду думать, что ты нас сравниваешь. Или представляешь ее на моем месте.

Пол испугался.

– Нет-нет. – Он сел рядом, привлек ее к себе. – Я люблю тебя, Лив. Я просто на какое-то время потерял рассудок, вот и все. – Пол поцеловал ее, и Оливия ответила на его поцелуй, надеясь, что почувствует нежность к мужу, но ей захотелось укусить его за губу, почувствовать вкус его крови. Она отпрянула от него, неловко скрестила руки внизу живота, чтобы Пол не касался ее.

Он выпрямился.

– Догадываюсь, что ты не хочешь, чтобы я остался на ночь. – Оливия кивнула. – Мне тебя не хватает.

– Я тоже по тебе скучаю, Пол. Мне очень одиноко без тебя, но я должна быть в тебе уверена. Позвони мне, когда избавишься от Анни, когда будешь совершенно уверен, что на все сто процентов покончил с ней.

Оливия осталась сидеть на диване, пока Пол надевал ботинки. Когда он чуть сжал ее колено, не говоря ни слова, не глядя на нее, она поняла, что Пол очень расстроен.

После его ухода Оливия расстегнула «молнию» на джинсах и с облегчением вздохнула. Положив руку на округлившийся живот, она перевела взгляд на телефон. Десять тридцать пять, а Алек так и не позвонил.

Она должна быть честной с собой. Она беременна от мужа и не уверена, что по-прежнему любит его. Она любит мужчину, который все еще любит свою покойную жену.

Ребенок шевельнулся у нее в животе, и это разбудило Оливию. За окном ее спальни первые розовые лучи рассвета окрасили небо. Снова легкое движение, похожее на трепет птичьих крыльев.

Она закрыла глаза, положив ладони на живот. Может быть, ей это приснилось? Нет, все было слишком реальным. В ней шевелился ребенок Пола.

Оливия задремала и проснулась, когда солнце было уже высоко и ее спальня была наполнена веселым светом. Она не шевелилась, пытаясь почувствовать хоть что-то. Возможно, это все-таки был сон. Или игра ее воображения.

У Оливии был выходной, поэтому она еще была в халате, когда подобрала на крыльце свежий номер «Береговой газеты». После злополучного интервью Джонатана она не без опаски открывала газету, но в этом выпуске должно было появиться сообщение о том, что Кремер уходит из отделения.

И действительно, заметка об этом оказалась на первой полосе. В ней говорилось, что Джонатан Кремер написал заявление об уходе из отделения неотложной помощи. Далее следовало повторное описание сложившейся неприятной ситуации. Читателям предлагалось сделать собственные выводы о причине скоропалительного ухода доктора Кремера. Оливия испытала острое разочарование, прочитав заметку.

Она доедала рулет с черникой, когда дошла до раздела «Из почты главного редактора». Оливия решила на этот раз не читать опубликованные письма. Обычно половина посланий содержала грубые нападки в ее адрес, обвинения в том, что она убила Анни О’Нил. Оливия собиралась уже перевернуть страницу, когда увидела подпись под последним из напечатанных писем: Алек О’Нил. Она снова расправила страницу и стала читать:

«Я пишу для того, чтобы выразить свое недоумение и возмущение по поводу негативных отзывов и враждебности по отношению к врачу отделения неотложной помощи Оливии Саймон, попытавшейся спасти жизнь моей жены, Анни Чейз О’Нил. Как врачу, пусть и ветеринару, мне известно, насколько трудно принимать решения, особенно в том случае, когда речь идет об огнестрельном ранении. Но все равно я не сомневаюсь в том, что доктор Оливия Саймон сделала все правильно, пытаясь спасти жизнь Анни. Я понимаю гнев моих сограждан, их попытки найти виноватого, потому что последние семь месяцев я и сам испытываю такие же чувства. Люди, знакомые с Анни, знавшие ее великодушие и щедрость, понимают, что она сама никогда бы не причинила вреда другому человеку, не попыталась бы сломать чью-то карьеру. Если вспомнить общественную деятельность Анни на Внешней косе, начиная с защиты смотрительницы Киссриверского маяка Мэри Пур до кампании прошлого года за то, чтобы больному СПИДом ребенку разрешили посещать школу на общих основаниях, становится ясно, что моя жена всегда стремилась помогать другим. Нападки на человека, который, рискуя собственным благополучием, попытался помочь Анни, – это недостойная дань ее памяти.