Пришли в библиотеку.

— Вот тут детективы, здесь фантастика, выбирай.

Парень долго выбирает, выбрал.

— Ну, все?

— А где эта?

— Что?

— Ну, ты говорил про родителей почитать. Эта книга где?

Луна показала свое мертвое лицо.

Ручная, маленькая белая крыса. Сказали, девочка. Раз так, назвали Ларисой. Прошла пара недель, и у Ларисы обнаружились ранее не заметные по причине молодости натуральные мужские яйца.

По Канту свобода — это осознанная необходимость. Полагаю, что тюрьма — это осознанная необходимость без свободы.

28 ноября. Не курю пятый месяц.

Сеид Мухаммед Хасан сказал: какой у этого мужа торжественный переплет. Жаль, что внутри нет ничего, кроме толстого кишечника.

14 декабря. На погонах блеснули две звезды, но вот большие на двух полосах, полковничьи, или маленькие на одной полосе, лейтенантские, не разобрать. Если судить по морде, по ее внушительным размерам, должен быть полковник, но откуда в Сураже взяться милицейскому полковнику? Разве что кого-нибудь пристрелят или что-нибудь взорвется, тогда могут прислать. Но вроде ни в кого не стреляли, и ничто не взрывалось. Подошел поближе и обнаружил: лейтенант. Морда была, но ничего полковничьего на ней не было.

18 декабря. Отец — прапорщик в бывшем ЛТП, мать работает секретарем в колонии, сын всю жизнь прятался под рабочим столом матери.

— Сынок, ты бы вылез из-под стола.

— Нет.

— Почему?

— Кто-нибудь увидит и попросит у меня кусочек, а он такой вкусный.

— Сынок, дай мне бумажку или ручку.

— А ты мне что?

Впоследствии становится опером в колонии. Погоняло получил Буратино. Двигался, как на шарнирах, в перманентном состоянии драйва. Однажды туманно сообщил мне:

— Дележ еще будет, и я успею в нем принять участие.

Потом — автомобильная авария, два трупа, и он оказывается в соседней колонии-поселении. Отец страшно пьет, мать продолжает работать секретарем.

Через год встречаю обмякшее шепелявое существо. С трудом узнаю в нем бывшего опера.

— Здрасьте, Станислав Юрьевич. А я о вас в книжке Хинштейна читал.

19 декабря. Вася по прозвищу Табаки, смотрящий за промкой, бил зеков так, что сломал руку. Часть кости, прорвав кожу, вылезла наружу. Справедливости ради, было за что: они напились и загубили станок. Сам он маленький, на вид студент третьего курса МАДИ, кем, собственно, и являлся до приговора.

25 января. Нет! Нет! Но все же да! Неделю как живу в городе. Сураж! Бывает же такое, не верилось, но, однако, произошло.

29 января. Не курю больше шести месяцев. Уже две недели как живу в городе. Работаю на памятниках, то есть делаю надгробные плиты. Высекаю имена, фамилии, даты, скорбные слова. Во как! Интересная штука жизнь. С какой стороны она еще даст себя попробовать? Журналист, в местную газету написал больше пятидесяти статей, библиотекарь, завклубом, церковный староста, работник теплицы, изготовитель тротуарной плитки, а теперь еще каменотес-надгробник. И это только начало.

30 января. Технология выброса мусора здесь весьма своеобразная. Мусор выбрасывают непосредственно в машину, приезжающую три раза в неделю. С 17:30 до 17:40.

— А если машина не придет, то мы с пакетами побежим на другую улицу, на улицу Ленина, чтобы там перехватить машину.

18 марта. Брата забрали на этап. По его словам, это должно было случиться 20 марта, но он ушел раньше. Опять ждем.

Макс, красавец-парень, москвич. Как оказался в этой колонии — загадка. Вместе работали на изготовлении тротуарной плитки. Он рассказывал, в Крюково работает телефонный лохотрон.

— Ваш сын попал в милицию, у вас есть два часа, чтобы привезти деньги и его спасти.

В процессе участвует практически вся зона. Полугрузин Гия, смотрящий за зоной, обещает вору передать деньги — пять тысяч долларов. Это из вновь поступивших лавешек, а в день поступало до двухсот тысяч долларов. Деньги таинственно затерялись. Гию вывезли в Брянск. Начинается разборка по телефону. Вор приказывает Гию въебать и исполнить поручает Лехе. Все происходит на Брянском централе через телефон. Примерно так:

— Кто здравый в хате есть?

— Есть.

— Как звать?

— Леха.

— Вот, Леха, выполнишь. Я проверю.

Полугрузин на месте объясняет ситуацию. Его не въебывают. Вор узнает и требует теперь въебать и полугрузина, и Леху. Эти двух бьют везде, где они ни появляются. Леха, оказавшись в зоне на карантине, пишет бумагу самому высокому начальству, мол, помогите, отказываюсь от всего воровского, и кладет бумагу в карман рубашки. В зоне его прощают. Он поднимает голову и заводит себе шныря. Шнырь, приносящий ему еду, просит для своих целей конверт. Леха ему и говорит, в рубашке есть, посмотри. Шнырь достает конверт, а в нем — это письмо. Шнырь передает письмо смотрящему за зоной. Леху въебывают. Награда нашла героя.

Вова Хохол.

— Да, я грек, у меня и паспорт есть… Я в этом разбираюсь, я полжизни голодал по Брэггу…

Обращается ко мне «сын Черномырдина» (надо сказать, что каждые два слова у Вовы идет связка «бля, нахуй», для простоты буду заменять «б-н»).

— Итак, — обращается ко мне сын Черномырдина, — помоги, мол, Вова, б-н, а я ему: а че, ты б-н, к отцу не обратишься? А он, не хочу, говорит, к тебе обращаюсь. Ну, я б-н звоню двум людям, серьезные люди, взрослые такие люди б-н, короче, ну, очень серьезные. Они меня спрашивают б-н, это для Черномырдина? Да, говорю. Нет, не будем ничего делать. Почему? Б-н, отец его неправильную позицию занял, б-н, занял бы правильную — сделали бы.

…Ружье Наполеона откопал. Приношу антиквару, а он меня спрашивает, б-н, что хочешь за него? А я ему б-н: шестицилиндровый. А он мне говорит, пошли в автосалон. Тут я и думаю: б-н, че торопиться?

— И что, продал?

— Нет, дома у меня висит.

Авиатор.

— Да я отсюда прямо в Англию поеду.

— Как? Виза же нужна.

— Так я ее уже сделал.

— Как сделал? Для этого же паспорт нужен, а он у тебя наверняка в деле лежит. Незаконно сделал, что ли?

— Ну что ты к словам цепляешься. Я просто так сказал.