Подошел Билли Дрейк и заключил сына в медвежьи объятия.

– Сын, я тобой горжусь.

Рик был совершенно ошеломлен. Девяносто миллионов долларов?

Когда читали вердикт, в зале стоял легкий шум. Сэм Рой Джонсон прочитал, как распределяется сумма – тридцать миллионов за смерть Боба Брэдшо, тридцать миллионов за смерть Джинни Брэдшо и тридцать миллионов за смерть маленькой Николь, – но слова его тонули в общих вздохах и восклицаниях. Журналисты одновременно кинулись к двойным дверям – каждый хотел сообщить новость первым.

Зал суда превратился в вертеп. Незнакомые люди хлопали Дрейка по спине, на Профессора набросились с поздравлениями. Это был прекрасный шквал эмоций. Но чего-то не хватало. Рику так хотелось увидеть ее. Где она? Он привстал на цыпочки, обшарил глазами толпу – ее нет. Тут на его плечо легла рука.

– Ищете кого-то? – Дон улыбнулась, хотя глаза покраснели от слез. – Поздравляю, вы это заслужили…

Но Рик заглушил ее слова поцелуем. Вся энергия, стресс и муки последних трех дней выплеснулись наружу. Сейчас ему хотелось одного – быть с Дон. Он не сразу понял, что на его поцелуй она ответила поцелуем.

– Я люблю тебя, – прошептала Дон. – Надо было сказать об этом раньше, но…

Рик снова прервал ее поцелуем:

– Никаких «но». Я тоже тебя люблю.

– Эй, детки, вам надо в отдельную комнату.

Они обернулись – им улыбался Боцифус Хейнс. Он протянул Дрейку сигару, секунду помедлил и передал вторую Мерфи. Потом обнял обоих и сунул себе в рот третью, еще длиннее.

– Хороший конец – это Боцифус любит.

* * *

Уиллистоун схватил Тайлера за горло.

– Чтобы завтра подал апелляцию, импотент херов!

Джек хотел сказать что-то еще, но вдруг его лицо втиснули в полированный стол ответчиков, а руки заломили за спину. Он посмотрел налево – рядом с полицейским стоял светловолосый мужчина.

Пауэлл шагнул вперед.

– Мистер Уиллистоун, от имени окружного прокурора Таскалусы рад сообщить вам, что вы официально… – Эмброуз наклонился и понизил голос, чтобы, кроме Джека, его никто не услышал, – …в полной жопе.

Арестуемый изумленно раскрыл глаза. Пауэлл улыбнулся. Полицейский достал из кармана наручники и нацепил на кисти Джека.

Эмброуз расплылся в улыбке, и полицейский громко объявил:

– Мистер Уиллистоун, вы арестованы за шантаж и давление на свидетелей. Вы имеете право хранить молчание…

* * *

Через несколько минут представители победившей стороны вышли из зала суда, замелькали вспышки. Рик и Дон вышли первыми, за ними – родители Дрейка. Потом целая процессия бывших студентов и коллег Тома; все они перед уходом жали ему руку. Тут же змеей просочился декан Ламберт, он шел быстро, не поднимая головы. Но журналисты ждали Макмертри.

Он держал за руку Рут Энн и медленно спускался по ступеням здания суда. Том решил, что поедет на ферму к Рику – его мать пригласила всех отпраздновать победу, – а уже оттуда к Биллу Дэвису. Едва ли уролог вынесет столь же хороший вердикт, как присяжные, но сейчас думать об этом не хотелось. Как будет, так и будет.

Перед Профессором, раздвигая толпу, шел Боцифус Хейнс. Рядом с Томом шагал Арт Хэнкок – он выглядел не менее счастливым, чем сам победитель. А сбоку шли десять мужчин в синих спортивных куртках, у каждого на среднем пальце правой руки – кольцо. Такое же носил и Том. На кольцах было написано: «Чемпионы страны, 1961 год». Все они остались поддержать старого товарища до конца.

– Профессор Макмертри, что вы чувствуете, добившись крупнейшего вердикта в истории округа Хеншо?

– Профессор, считаете ли вы, что сегодня отомстили юридической школе за то, что пять месяцев назад вам пришлось уйти в отставку?

– Профессор, хотите ли что-нибудь сказать в адрес юридической школы или университета?

Вопросы сыпались со всех сторон, Тома слепили вспышки камер. Для подобного внимания он совсем выдохся.

На помощь пришел Хейнс: он поднял руки и переключил внимание на себя.

– На все ваши вопросы Профессор ответит в свое время. Но как его поверенный скажу, что я рекомендую ему не отвечать на вопросы о юридической школе, потому что с ее представителями нам предстоит серьезный разговор.

Бо стал прокладывать путь сквозь толпу, за ним шли Том и вся его свита.

Том уже почти вышел из окружения любопытных, но тут до его слуха долетел один вопрос:

– Профессор, как шестидесятивосьмилетнему преподавателю права, который борется со смертью и который не выступал в суде сорок лет, удалось добиться крупнейшего вердикта в истории Западной Алабамы?

Чувствуя, что адреналин на исходе, Томас Джексон Макмертри повернулся, взглянул на людей и перевел взгляд с их жаждущих лиц на журналистку, задавшую этот вопрос. Это была та самая, что накинулась на него сразу после его ухода в отставку. Над только что бурлившей толпой нависла полная тишина.

Том переглянулся с идущим рядом судьей Хэнкоком и негромко спросил:

– Что всегда говорил Август в вестерне «Одинокий голубь»?

Кок улыбнулся, расплылся в улыбке и Макмертри. Он повернулся к журналистке и ответил ей словами отставного техасского рейнджера Августа Маккрея:

– Чем старше скрипка, тем слаще музыка.

На северной оконечности фермы Хейзл Грин между двумя вишневыми деревьями укрылось семейное кладбище Макмертри. На площадке шесть на шесть метров – три надгробных плиты. Том постоял возле каждой, провел пальцами по буквам.

По пути из дома Профессор сорвал свежие дикие цветы, которые так любила Джули, и сейчас он положил их на ее могилу, как и на могилу мамы и папы. Чуть отойдя назад, он взглянул на прекрасное голубое небо, вдохнул аромат цветов. Потом повернулся и подошел к краю площадки, где лежала еще одна могильная плита.

Маленькая, без дат, даже без фамилии. Том утер слезу и посмотрел на камень, под которым покоился его друг. Надпись была кратка и красноречива.

– Первый раз меня цитируют на памятнике.

Том повернулся на звук знакомого голоса. Это подошел Боцифус и положил огромную руку на плечо Профессора.

– Хотите рассказать? – спросил он негромко.

Макмертри кивнул, и ком подкатил к горлу, когда он вспомнил тот день – мир лишился всех красок.