Сказав это, Мартен Латуш избавил г-на Патара от его щипцов и впустил в библиотеку. Бабетта последовала за ними.

Войдя туда, она обшарила все углы. Однако мебель стояла на своих местах: столы, этажерки – все было в полном порядке.

– Да чего же это? Ведь не приснилось нам это с господином Непременником! Грохот стоял такой – можно было подумать, что тут дерутся или мебель таскают…

– Успокойся, милая Бабетта. Это я виноват – неловко опрокинул кресло в маленьком кабинете. А теперь пожелай нам спокойной ночи и ступай.

Бабетта подозрительно посмотрела на дверь маленького кабинета – ту самую заповедную дверь, которая никогда перед ней не открывалась, и вздохнула:

– И чего вы вечно там от меня прячетесь!

– Ступай, Бабетта!

– Говорили, что не хотите больше в Академию…

– Бабетта, изволь выйти вон!

– А сами-то…

– Бабетта!

– Письмо написали, а на почту и не снесли…

– Господин непременный секретарь, эта старая баба просто несносна!

– А чего вы в библиотеке запираетесь… да еще на два оборота?! И не отпираете, когда тут чуть дверь не выламывают.

– Что хочу, то и запираю! Кто тут хозяин, в конце концов?

– О том и не спорит никто. Пожалуйста, делайте себе, что пожелаете… глупости всякие. Мне-то что!

– Бабетта! С меня довольно!

– Впускайте себе на здоровье всяких там… невесть кого.

– Что?

– Я говорю – невесть кого… Из Академии этой…

– Бабетта! В Академии не бывает «невесть кого»!

– Ну, тех-то двоих, конечно, все теперь знают… да только потому, что они там померли!

Едва успела Бабетта произнести эти слова, как добряк Мартен Латуш схватил ее за горло и зашипел:

– Замолчи! – Впервые Мартен Латуш прибегнул к насильственным мерам против своей служанки. Впрочем, он тут же пожалел о своем поступке, устыдившись г-на Ипполита Патара, и стал извиняться: – Прошу у вас прощения, – пробормотал он, силясь унять охватившее его весьма заметное возбуждение, – но эта старая дуреха сегодня невыносима! У нее прямо-таки дар какой-то выводить меня из себя! Право, бывают минуты, когда и самый спокойный человек… Ах, женщин у нас воспитывают ужасным образом! Но присядьте же, господин непременный секретарь, прошу вас…

Мартен Латуш придвинул г-ну Патару кресло, обратив его спинкой к Бабетте. Поскольку уходить она не собиралась, он постарался не замечать ее присутствия. Но Бабетта сама о себе напомнила.

– Сударь, – заявила она вдруг, – раз вы сейчас со мной такое делали, то я ко всему буду готова, можете меня хоть до смерти убить. Но я все рассказала господину Непременнику.

Мартен Латуш стремительно обернулся к ней. В этот миг голова его была в тени, и г-н Патар не видел, какие чувства выражает его лицо, но заметил, что рука старого холостяка, которой тот ухватился за столешницу, заметно дрожала. Мартен Латуш переждал несколько мгновений, понадобившихся ему, чтобы овладеть собой, и спросил надтреснутым голосом:

– И что же вы рассказали господину непременному секретарю, Бабетта?

Впервые в присутствии г-на Патара он обратился к своей старой служанке на «вы», и тот расценил это как признак крайней серьезности сложившегося положения.

– Что господин Мортимар и господин д’Ольнэ к вам сюда приходили… Что вы запирались с ними в маленьком кабинете, перед тем как они померли в Академии, когда читали похвалу тому монсеньору.

– Вы клялись молчать, Бабетта.

– Да я и молчала… Я заговорила только потому, чтобы вас спасти, хозяин, чтобы вы не померли, как те, другие…

– Понятно, – произнес по-прежнему надтреснутый голос Мартена Латуша. – Что вы еще сообщили господину непременному секретарю?

– Передала то, что слышала, когда под дверью подслушивала.

– Ну так слушай меня внимательно, Бабетта, – начал Мартен Латуш, опять переходя на «ты» со служанкой, что вновь показалось важным знаком г-ну Патару. – Бабетта, я никогда не спрашивал тебя, что ты тогда услышала под дверью, так ведь?

– Так, хозяин.

– И ты поклялась забыть об этом. Я ведь не выпытывал у тебя, потому что считал это излишним. Но раз уж ты сама вспомнила об этом, то сейчас ты в точности повторишь мне все, что сказала господину непременному секретарю.

– Да вот, слово в слово. Сказала, что слышала ваш голос, и как вы крикнули: «Нет! Нет! Возможно ли такое? Это же было бы величайшим преступлением на свете!»

После того как Бабетта сделала свое признание, Мартен Латуш некоторое время молчал, словно обдумывая ее слова. Его рука больше не держалась за столешницу и потому стала не видна, равно как нельзя было рассмотреть и все остальное, поскольку он отодвинулся в самую густую тень. Тишина, воцарившаяся в этом старом доме, вдруг напугала г-на Патара так же сильно, как и недавний ритурнель «игреца» на улице. Сейчас музыка не доносилась. Вообще ничего не было слышно… и никого.

Наконец Мартен Латуш нарушил молчание:

– Ты уверена, Бабетта, что ничего больше не слышала и не рассказала?

– Ничего, хозяин!

– Я не стану еще раз требовать от тебя клятву, но это, впрочем, и бесполезно.

– Да ежели бы я еще чего слыхала, я бы уведомила господина Непременника, потому как вас хотела спасти, а раз я ему ничего такого не сказала, значит, и не слыхала ничего!

И тут Мартен Латуш, к великому изумлению и служанки, и г-на Патара, вдруг громко, добродушно и весело расхохотался. Подойдя к Бабетте, он потрепал ее по щеке.

– Ну полно, просто я хотел попугать тебя немного, старая дуреха! Ты славная девочка, я тебя очень люблю, но теперь мне нужно поговорить с господином непременным секретарем. Так что до завтра, Бабетта.

– До завтра, сударь! Храни вас Бог. А я свой христианский долг исполнила.

Она весьма церемонно поклонилась г-ну Патару и ушла, тщательно притворив за собой дверь библиотеки.

Мартен Латуш подождал, пока ее шаги не смолкнут на лестнице, потом обратился к г-ну Патару в несколько шутливом тоне:

– Ох уж эти старые служанки, сударь! Столько преданности, а порой и столько неудобства! Она, должно быть, наплела вам всяких ужасов. Она, знаете, и так на них несколько помешана, а тут еще две смерти в Академии… Это окончательно вывело ее из равновесия.

– Она заслуживает всяческого снисхождения, – заметил г-н Патар. – Ибо в Париже найдется немало людей, получивших гораздо лучшее образование, чем она, простушка, но тоже совершенно спятивших. Однако я счастлив узнать, дорогой коллега, что это плачевное событие, это досадное совпадение…

– О, сударь, что вы! Я вовсе не суеверен!