– Interessant, von wem denn?(От кого же это, интересно?)

– Von der Äbtissin… Und wir sind beeindruckt von der Ehre der russischen Soldaten… (От аббатисы… и поражены честью русских солдат…)

– Lassen Sie, Leutnant. Die Nonnen sind unschuldig. Deshalb verdienen sie, zu leben. Das ist unsere Pflicht. Nicht der Russen, nicht der Christen, sondern die Pflicht der Männer, in Not geratene Frauen zu schützen… (Оставьте, лейтенант. Монахини ни чем не виноваты, а потому заслуживают жизнь. Это наш долг. Не русских, не христиан, а долг мужчин – защищать женщин, попавших в беду)…

* * *

Осадчий сидел на большом валуне под елью. Как опытный разведчик, он сразу же определил, что на этом же валуне и на том, что напротив, не больше часа назад сидели люди. Не пили, не курили – соблюдали осторожность. За собой оставили только следы отпечатков сапог – дорогих офицерских сапог старшего немецкого офицера. Справа шумела быстрая горная речка. Старший лейтенант привстал, достал пачку «Казбека», подаренную с утра генералом. «Да… от той щегольской пачки мало что осталось: смятая, сдавленная, переломанная… Осадчий ногтем отковырнул крышку – рассыпанный табак, смятые патроны – ни одной целой папиросы. Выбрал одну, на которой папиросная бумага была поцелее, через мундштук, закрыв пальцем противоположное отверстие, ссыпал из пачки табак, привычно в двух местах придавил мундштук и с наслаждением прикурил.

«Ну что ж, главное – приказ выполнен», – старший лейтенант с неимоверным облегчением наблюдал, как все сорок три единицы монашеского сана усердно складывают вехи на импровизированные носилки для раненых, которые рубят тут же на берегу четверо оставшихся на ходу из его разведвзвода. «Что дальше? Да не важно. Важно вывести их в город и передать под охрану. А дальше… дальше – уже всё не важно…»

Греция. Остров Родос. Отель Atrium Platinum

Через 4 месяца и 24 дня после точки отсчета. Суббота. 03.12

Железнов с восторгом наблюдал нависшую над ним ятаганом волну, которая в следующее мгновенье обрушилась на него, погрузив его на доли секунды в относительную урчащую пузырями тишину и, перекатившись через него, продолжила свой стремительный бег к берегу, чтобы уже там навалиться, попробовать продавить, в бессилии изойти пеной и отступить. «Давай! Давай! Еще давай!» – Железнов уперся ногами в дно, выставил руки вперед, как лесоруб, валящий дерево, и принял на себя очередную волну, потом еще одну, еще…

На берег его вынесла и практически нежно положила на гальку такая же мощная волна. Железнов понял, что у него есть четыре-пять секунд, чтобы его не накрыла следующая и его не потащило назад, и что есть силы рванул вперед, остановившись уже там, куда долетали только брызги, развернулся, еще раз окинув взглядом рассерженную стихию, ночное звездное небо, улыбнулся, негромко произнес: «Спасибо тебе» – и не спеша двинулся в сторону отеля, обозначенного лишь контурами ночного освещения.

«Да. Это именно то, что я и хотел», – Железнов уселся в одно из двух стильных кресел салатного цвета, стоявших на балконе его номера по обе стороны от столика с ромбовидной стеклянной столешницей. Судя по всему, прозрачность – это принципиальная позиция отеля: везде, где только можно, вместо дерева и других материалов использовалось стекло. Стекло и нержавейка. Где матовая, где блестящая. Даже балкон был прозрачным – наружная стенка балкона также была из стекла, правда, толстого, больше сантиметра толщиной, как прикинул Железнов, что, однако, не мешало ему, сидя в кресле, наблюдать через него вязь разноуровневых сообщающихся бассейнов внизу у корпуса, аккуратно подстриженные зеленые газоны между ними и высокую волну слегка штормящего метрах в ста от отеля Эгейского моря, закрывающего весь горизонт.

Подумать только – еще шесть часов назад Железнов был в Москве, в Студии, когда во время рекламной паузы после второго тура прямого эфира «Она мне нравится» подошел к Науму, который, сидя в своем режиссерском кресле, не снимая гарнитуры и отключившись от окружающего мира, жадно читал очередную страницу сценария фильма, который Железнов вручил ему сегодня утром со словами: «Няма, вот первый вариант сценария, который я обещал тебе написать. Основная фабула. Просмотри, пожалуйста, и выскажись».

– Ням…

– Не мешай, – Наум махнул рукой, полностью погруженный в текст. Потом поняв, кто перед ним, включился. – Саня! Ты – гений! Настоящий гений! – у Железнова немного отлегло на душе, он совсем не был уверен, что Наум воспримет его «творчество». – Саня, как тебе это удалось?! – глаза у Наума блестели, было видно, насколько (!) его захватил сценарий.

– То есть сама идея фильма тебя устраивает?

– Да ты что! – Наум вскочил с кресла, сдвинув гарнитуру на шею, размышляя, сделал пару шагов в одну сторону, потом назад. – Идея, что мужчина всегда (!) должен защищать женщину, несмотря ни на что, несмотря на войну, ненависть к врагу, несмотря на национальность и вероисповедание, когда никто тебя этому не учил, когда это идет изнутри… Это, – Наум покачал головой, – это очень сильно.

– Как ты ухватил? Ты же еще не дочитал! – по количеству «заломанных» страниц Железнов видел, что Наум находится где-то в середине рукописи.

– Саня, ну как ни крути, я тоже гений! – Наум довольно улыбнулся и продолжил: – Я не выдержал, – он виновато развел руками, – и залез в конец.

– Это не отменяет твоего звания…

– Какого еще звания! Ни заслуженного, ни народного тебе… нам, истинным творцам, не занимающимся жополизством чинуш, званий не присваивают, – Наум якобы возмущенно нахохлился.

– Я имел в виду звание гения. Заслуженного гения России, – Железнов тепло улыбнулся. – А завидовать нехорошо. Есть среди них и настоящие народные, – Железнов взял секундную паузу и переключился. – До понедельника, надеюсь, дочитаешь, тогда и обсудим.

– Да, Сань, класс! Настолько реалистично! – Наум потряс листками. – Но как я понял, «камбэки» ты сознательно не трогал.

– Осознанно. Хотел обговорить с тобой соотношение хронометража основной линии и «камбэков» главных героев и уж тогда…

– Саш, – Наум взглянул на табло, – до конца рекламной паузы оставалось еще больше двух минут, – ты же понимаешь, что если ты по этому сценарию не издашь книгу, то…

– То это будет преступлением перед трудовым народом! – улыбаясь, подхватил Железнов. – Знаю я тебя. Ты хочешь, чтобы я побольше написал, а ты бы выбрал, что поинтереснее.

По мелким хитрым морщинкам, образовавшимся в уголках глаз Наума, Железнов понял, что попал.

– Ладно, Няма, дочитай, обговорим. Я, собственно, подошел к тебе по другому вопросу. Я тут смотрю, процесс у тебя налажен…

Наум и Сашка не зря считали, что они понимают друг друга с полуслова:

– Е-моё, – моментально въехал Наум, – автор и креативный продюсер проекта хочет слинять с прямого эфира собственной программы! Помощь нужна? – уже серьезно поинтересовался Наум.